Действо
Шрифт:
– Ну ты крутой, Вась, – сказал один из Клыковых, и покровительственно похлопал того по плечу. Рябушев засиял.
Александр начал понимать что происходит.
– Вы! – сказал он, и сжал кулаки.
– Че, мля, поймали тебя?! – спросил второй Клыков.
На душе грязь. Такая же, как и на улице.
Этот червь! Ну конечно! Вася Рябушев, мелкий тупой компьютерный хулиган, это ты его заслал. И гнусная программка позволила тебе притвориться Фавн, развести, как ты говоришь, наивного сетевика. Заставить того поверить, что девушка живет с ним в одном городе, что она ждет встречи!
– Люби меня, как я тебя! – орал Рябушев, – клево прикололись!!!
Фавн не пришла, естественно. Да и была ли она?
До Александра стал доходить масштаб розыгрыша. Нет, стоило за нее вручить Васе Рябушеву Оскар.
– Вы все сволочи! Тупые ничтожные создания, – сказал Ткачев по-английски, потому, что говорить им такое по-русски было чревато битием лица, а английского, как он помнил, эта троица не знала.
Хохотали так, что один из Клыковых выпустил из рук бутылку и она звонко кокнулась об асфальт, после чего смех сменился негромкими грустными матюгами.
Александр повернулся и пошел прочь. Идиотский букет с сотней будоражащих ароматов волочился следом за ним как укороченный павлиний хвост.
На полпути домой Ткачев вдруг понял, что чувствует некоторое облегчение. Его тяготила эта история с Фавн, занимала мысли и нарушала размеренный распорядок его жизни. Да, его смешали с грязью. Над ним посмеялись, и выставили натуральным идиотом, но вместе с тем вся та буря чувств, что занимала все его существо последние два дня, тоже куда-то испарилась.
Все вернулось на круги своя.
Не бывает чудес! И не бывает любви по проводам.
Дома он аккуратно поставил цветы в хрустальную вазу. Матери. Пусть удивится и подумает какой у нее удивительный сын. Столько времени почти не разговаривал, а теперь вдруг подарил роскошный букет. Нет худа без добра.
В тот же день, ближе к вечеру, как завершающий аккорд в этой сетевой драме, компьютер Александра Ткачева в результате скачка напряжения получил омертвение нескольких полупроводников в своем центральном процессоре, которое неумолимо нарастало и кончилось полноценным сердечным приступом дорогой электронной машины с последующим летальным исходом в черном облаке дыма и запахом жженого пластика.
Мучительные попытки реанимации, а потом суетливая беготня за комплектующими, совершенно выбили из памяти сетевика все подробности так и не свершившейся с ним любовной истории. Так что лишь неделю спустя, когда он сидел, глядя в черный пустой экран, ему вдруг пришло в голову, что недохакер Вася никак не мог притвориться девушкой по имени Фавн. Просто потому, что тот первый, волнующий разговор, велся исключительно по-английски. А Вася английского не знал.
Но было уже все равно – гарантийные комплектующие обещали только через две недели.
Бездомный.
В отличие от Александра Ткачева бомж Валера был прагматиком. Таким прагматиком, что дальше некуда. Да и как не быть
Бомж Валера обитал наверху и мог справедливо считать себя выше всех остальных – логовом его стало чердачное помещение под самой крышей панельного дома. Здесь проходили трубы отопления, было тепло, сухо и почти не имелось проблем. Для бомжа здесь был просто рай.
И этот рай Валера оборудовал самостоятельно. Была здесь кровать – настоящая, с ржавой продавленной сеткой. И матрас тоже был, и печурка буржуйка хитроумно выведенная сквозь потолок на крышу. Было здесь еще два окошка – подслеповатых и залитых белилами, через которые можно было наблюдать за землей или, по желанию за небом, ход на крышу – тщательно замаскированный от посторонних глаз, и битый раскладной туристский столик, на котором утраивали трапезу.
Попасть сюда можно было через крышу. Или поднявшись по ступенькам снизу – но для Валеры этот путь отпадал, потому что консьержка его ненавидела и всячески пресекала попытки проникнуть с улицы. Особенностью же соседнего подъезда было то, что консьержки он не имел. Обходясь нейтральным к посетителям кодовым замком. Именно через этот подъезд и ходил жилец чердака и его посетители.
Впрочем, консьержка была не самой большой неприятностью в жизни бомжа (а таковых у него было так много, что по настоящему неприятными считались лишь наиболее тяжелые случаи). Была еще зима – когда холодно, мокро и совсем нечего жрать. Была милиция, которая зимой совсем зверела.
И были еще крысы. Вот крысы – это самая настоящая проблема. Валера крыс ненавидел. А те его обожали.
Хотя бомж Валера и не был зоологом (и вообще начитанным человеком – его образование свелось к девятилетнему просиживанию штанов за партой очень средней школы), он был уверен, что крысы должны жить внизу. В подвале, под половицами. Ближе к земле – к разветвленной сети канализации, что скрывается под землей. Зоолог наверняка бы согласился с Валерой в этом.
Но крысам было плевать на зоологов, они упорно жили здесь. На самом верху многоэтажного дома. И каким образом они сюда добираются оставалось тайной покрытой мраком. Что они здесь нашли, помимо очевидно несъедобного бомжа – тоже.
И, как полагается порядочным крысам – они гадили. Грызли бесценную Валерову утварь, оставляли пахучие экскременты в тщательно выскобленной и подготовленной для еды посуде, дырявили резиновую, почти целую обувь, и, что самое главное уничтожали съестные припасы. Зачастую полностью.
Еще они мерзко пищали по ночам, и иногда даже среди ночи он чувствовал их маленькие когтистые лапки у себя на груди. Но это были мелочи не стоящие внимания.
Так или иначе, маленькие серые бестии считали себя полноценными хозяевами в этом роскошном пентхаузе на самом высоком этаже панельной многоэтажки, и Валере иногда казалось, что они его просто терпят. Во всяком случае, крыс было столько, что открытая битва «бомж Валера против Полчища крыс» вполне могло закончиться в пользу последних.