Действо
Шрифт:
Плотный забеспокоился.
– Я победил, – сказал он и не очень уверенно ткнул пальцем в Юрика, – я достиг финиша.
Победитель получает все!
– Восславим Сора, – величаво сказал Юрик и солдаты подступили поближе, – ибо без него не было бы такого захватывающего состязания.
– Да-да! – воскликнул Плотный, – а победил в нем я! А этот неудачник – проиграл!
– Ну что ж, – произнес Юрик, – слава победителю! Все богатства этого мира будут принадлежать тебе! Ты избранный!
– Да!
– Но есть одно но, – сказал Юрик и Плотный нервно
– Какие правила! Я выиграл честно! – завопил Плотный, но тут обнаружил что солдаты обступили его со всех сторон и смолк.
– ПДД Сарайска, часть 1, пункт 3.1 – процитировал Юрик, – запрещено пересекать железнодорожные или трамвайный пути при опущенном шлагбауме и включенными предупредительными лампами. В случае невыполнение оных правил виновный присуждается к выплате штрафа или снимается с дистанции.
– Как… как же так? – вымолвил, перепугано Плотный, – ведь я же хотел как лучше… я стремился к победе… моя цель оправдывала средства…
Юрик ласково улыбнулся и положил Плотному на плечо свою пухлую короткопалую руку:
– Ну-ну, не нервничай так. Не может быть так, что бы ничего нельзя было переиграть или отменить, – внимая речам Юрика, Плотный робко улыбнулся, – мы может спросить совета у самого Сора! И если он одобрит твои действия, я так и быть присужу тебе победу.
Плотный улыбался уже широко. У него явно отлегло от сердца, но улыбка увяла вновь, когда Юрик взял его телефон. Хан Юрик снял трубку и некоторое время вежливо вслушивался.
– Ах какая жалость, – вымолвил он, наконец, и лицо Плотного посерело, – Сор молчит.
Похоже, телефон не работает.
В этом Константин не видел ничего удивительного – провод-то был перерезан колесами дрезины.
– Ну, раз Сор не хочет почтить нас своим разговором, – все так же елейно продолжал Юрик, – придется тебе поговорить с ним лично, чемпион!!
Плотный заорал, отбиваясь, но дюжие солдаты уже заломили ему руки и, награждая пинками по почкам, повели прочь. Оркестр грянул «Интернационал».
– Ну, иди сюда спортсмен! – помахал Юрик Константину и шлагбаум поднялся.
Катя велосипед руками Поляков добрался до финиша. От пережитых волнений его пошатывало.
– Ну что ж, спортсмен, ты победил, – торжественно сказал Юрик, – ты гордость нашего спорта. Его честь и его слава. Что ж, ты честно боролся и победил. О, если бы все наши спортсмены были бы такими, мы бы перевернули мир. Ну… раз не все, что ж поделаешь.
Наша молодежь будет помнить тебя, а твоя фотография украсит доску почета. Как бы я хотел, чтобы ты остался и начал учить нашу молодежь! Но увы, я, кажется, знаю, чего ты попросишь…
– Ты все правильно понял, – прохрипел Константин, – я хочу пройти во врата.
– Что ж, желание чемпиона – закон. Чемпион получает все. Давай сюда телефон.
Поляков дал. Юрик набрал номер и напряженно вслушался в гудки:
– Але, Сор? – на том конце провода ответили, – Да, это я! Тут спортсмен просится в родные пенаты. Пропускаешь? Ну и ладушки!
Юрик расплылся в улыбке и передал телефон оркестру. Двери позади него начали медленно открываться.
– Ну что ж, – сказал Юрик, – в добрый путь тебе чемпион. Желаю новых спортивных побед!
– Спасибо… – выдавил Константин, – желаю и вам тоже… победить на олимпиаде!
– Ах если бы, – грустно улыбнулся Юрик, – если бы…
Уходя в раскрывающиеся врата, Поляков обернулся и помахал рукой. Оркестр дул в трубы, медь сверкала на ярком солнышке. В отдалении была видна дрезина и брошенный велосипед.
На налитых усталостью ногах курьер переступил порог и все звуки тут же стихли. Он стоял на пустой и холодной лестничной клетке. И пусть этот знакомый до боли пейзаж не вызывал особой симпатии, курьер готов был прыгать и вопить от радости – потому что это был подъезд номер один.
Почтальон повернулся и зашагал, было, вверх по лестнице, но тут его слуха достиг тонкий, захлебывающийся плачем голос:
– Дяденька, помогите! Помогите же! Ну, пожалуйста!!
Голос был детский, испуганный и что-то подсказывало Полякову – живой. Еще одна живая душа в этом свернувшимся в ленту Мебиуса строении. Идти наверх было бессмысленно и Константин повернул ручку двери номер 25 – ту, из-за которой шел крик.
Долина Фараонов.
Максим Крохин стоял на крошечном пятачке метр на метр, куда его забросила прихотливая судьба и полными слез глазами взирал на только что появившегося человека. Человек выглядел усталым и, без сомнения, живым. Ну, почему, почему он пришел так поздно?
– Помогите мне… – плакал Максим, – ну скорее же!
Вообще, в том неприятном положении, в котором он очутился, Максим Крохин был полностью виноват сам. Вернее его сохранившаяся в неприкосновенности среди чудовищных событий прошедших месяцев детская наивность и трогательная вера в чудеса. Казалось бы – едва выбравшись из провонявшего мертвечиной склепа, он должен был запереться в своей комнате и сидеть там, накрывшись с головой одеялом, но нет – его понесло на прогулку по залитым тусклым светом пустым этажам. Зайдя в несколько дверей и выйдя из тех, что напротив, он принял это как должное и заскучал.
Все куда-то исчезли, и играть было определенно не с кем. В своих понурых скитаниях он добрался до четвертого этажа и залез тонкой рукой в щель чужого почтового ящика. Да, Крохину, конечно говорили, что так делать нельзя, но… Что-то пестрое лежало в ящике, так, что Максим поспешно вытащил глянцевый листок и подставил его помаргивающему свету от газоразрядной лампы.
– Ух ты! – вымолвил Максим, восхищенно, потому, что ему досталось настоящее сокровище.
С гладкой поверхности листка рвались яркие краски и броские слова, набранные веселым шрифтом. Это, несомненно, был пригласительный билет, почему-то на имя Максима Крохина, хотя ящик явно был не его.