Дежавю
Шрифт:
Пока болельщики одной команды восторженно гудели, а второй не очень, но тоже гудели, восхищаясь виртуозностью вратаря, пока парни из Корсакова заключали в неуклюжие объятия Зиновьева, между тренером и селекционером из Москвы состоялся небольшой диалог.
– Ну, как тебе Егоров?
– Сильный пацан. Но мне понравился другой.
– Зиновьев? – догадался Виталий Константинович.
– Точно, – кивнул московский агент. – Чуйка у меня, понимаешь? Если потенциал имеющийся развить, взрастим вратаря международного уровня. Да и фактура у талантливого юноши… Он будет нравиться
Виталий Константинович понимал, о чем говорит приезжий. Прохор Зиновьев, зеленоглазый паренек со спутанными темно-каштановыми прядями волос привлекал взгляд не только смазливой физиономией, но и какой-то неуловимой твердостью и значимостью, что сквозили во всем его облике. Не красавчик, не отличник, не балагур и душа компании, но с таким мощным внутренним стержнем, какой редко встретишь у подростка.
Уехать в столицу, в школу олимпийского резерва при одном из самых крутых футбольных клубов премьер-лиги – ожившая мечта! С другой стороны, тяжело было уезжать от моря, от запаха соли в воздухе, от острова контрастов, где противоборствует теплое Цусимское течение с холодным Восточно-Сахалинским, отчего на острове могут одновременно цвести сочные растения и лежать мягкий снег. Летают ли такие же большие бабочки в Москве? А можно ли в Москве-реке ловить рыбу руками? А будет ли там луна настолько гигантской, какой она повисает над островом? И растет ли прямо под ногами брусника?
К удивлению Прохора, мама на переезд согласилась легко. Забрала из школы, где работала учителем математики, документы свои и сына.
– Вам дадут служебную квартиру, – пообещал агент. – Общеобразовательную школу мальчик закончит при клубе. Думаю, в школе и для вас найдется работа.
Прохору пришлось столкнуться совершенно с иным качеством тренировок и условиями, в которых занимались молодые футболисты резерва.
Огромный стадион с отдельной зоной для разминки – на Сахалине таких не было.
Удобные раздевалки с новенькими шкафчиками и просторными душевыми.
Отдельный тренер для вратарей! Он впервые узнал, что такие вообще бывают.
Но больше всего поразили Прохора игровые мячи – не тяжелые кожаные, к каким он привык, а пластиковые, бесшовные из полиэфира. С таким мячом можно было вполне предсказать траекторию его полета.
– Он еще и водоотталкиваемый, – просветил новенького вратарский тренер. – Если мяч намочить, потяжелеет всего на два процента, а старые мячи тяжелеют на все двадцать.
Прохор хорошо помнил, какой проблемой для мальчишек из Корсакова становились намокавшие под дождем мячи. Санька Егоров даже большой палец как-то на правой стопе сломал, так вдарил по мокрому мячику.
Первый его выход на поле с профессиональными игроками из основного состава состоялся фактически случайно.
Прохору едва исполнилось восемнадцать лет, на носу маячили школьные выпускные экзамены. Он с парнями из команды явился на стадион посмотреть матч Кубка России за выход в четвертьфинал,
Только порой в хороший расклад вмешиваются нехорошие обстоятельства.
В первом же тайме основной вратарь «Трезубца» столкнулся с защитником «Вымпела» и получил травму лица. Играть дальше он не мог. А дубль явился к разминке с похмелья. Обозленный тренер отправил вратаря домой, велев не появляться в клубе до тех пор, пока не протрезвеет. Конечно, у клуба премьер-лиги есть вратари и под номером три, и под номером четыре. Но почему-то главный тренер «Трезубца» обратил свой взор на парней из школы олимпийского резерва.
– Зиновьев, покажи нам класс, – вдруг сказал Шамдин, который до этой минуты ни разу с Прохором и не заговаривал. Смотрел его игру – это да. Иногда. Но не говорил. Никогда.
Прохор растерялся. Подскочил с пластикового сиденья. Плюхнулся обратно. Сидевший рядом полузащитник больно ущипнул Зиновьева.
– Твою форму сейчас принесут. Быстро в раздевалку! – это уже к нему обращается тренер молодежки.
Прохор ринулся в закрытый для зрителей отсек стадиона. Пробежал пост охраны и занервничал. Он же не знает в какую ему раздевалку! В свою? Так она в другом конце стадиона. Повезло, увидел кого-то из обслуживающего персонала с его формой в руках.
Когда вышел на поле, все части тела стали деревянными. И переживал Прохор о том, хорошо ли смотрятся со стороны его новые гетры.
– Не дрейфь, – криво улыбнулся ему ветеран «Трезубца» двадцатисемилетний форвард Леня Арефьев.
Реплика нападающего вывела Прохора из транса.
Матч закончился со счетом два–ноль в пользу «Трезубца».
– Зиновьев, сегодня у тебя выходной, – сообщил ему наставник вратарей на следующий день, когда Прохор готовился приступить к разминке.
– Я уже пришел. И переоделся, – повис Прохор на турнике. Подтянул себя к перекладине и крутанулся, словно гимнаст настоящий.
– Неужели предпочтешь тренировку подписанию контракта? – лукаво прищурился довольно-таки титулованный в прошлом футболист.
– Со мной хотят подписать контракт? – безумно желал Прохор, чтобы мечта стала явью.
– Ага, – уже не скрывал улыбки наставник. – Только я тебе этого не говорил.
В кабинете главного тренера «Трезубца» Прохор бывал всего однажды, когда поступал в школу олимпийского резерва. Запомнилась ему мебель, обтянутая черной кожей и фото-обои из иллюстраций футбольной жизни.
За три года тут ничего не изменилось. Как и сам хозяин кабинета. Никаких растянутых спортивных толстовок. Шамдин всегда носил дорогие, стильные костюмы.
– Ты одаренный парень, – без приветствий начал Руслан Александрович. – И всей команде после вчерашнего матча по душе пришелся. Тебе пора двигаться дальше. Берем тебя сразу в дубль. А дальше видно будет. Ласточкина перекупить хотят. И с твоим появлением я склонен согласиться на предложение. Покажешь себя хорошо, встанешь основным вратарем. Устраивает?