Дежурные по стране
Шрифт:
— Вся власть — Советам!
— Долой Советы!.. Царя!
— Бориску на царство?! Повинен смерти! За смуту — на кол!
Подняв руку, Мальчишка призвал всех к тишине. У него было трагическое выражение лица, потому что актёр комедийного жанра не может позволить себе даже улыбку, если она, конечно, не предполагается ролью. Роль Владимира Ильича Ленина в Отечественной истории улыбок не предполагала, и лицедею Вовке это было известно.
— Товарищи рабочие, крестьяне, солдаты, матросы и студенты! — обратился Женечкин к присутствующим, и голос его дрогнул. — Россия во льду! Нет, не в огне, а именно во льду! Ледниковый период, товарищи! Часть людей — заморожена, другая часть — отморожена! — Следующие пять предложений потонули в хохоте. — …ётесь? А я плакать хочу! Не за горами то время, когда
Левандовский и Молотобойцев подсели к Волоколамову.
— Смеются, — сказал Волоколамов.
— Хохочут, — произнёс Левандовский.
— Как кони ржут, — заключил Молотобойцев.
— …Лукас со своими «Звёздными войнами» всё наврал! — не унимался Мальчишка. — Он Космос оболгал, чтобы зрителю угодить. Угодить-то — угодил, да ведь только одним землянам, требующим хлеба и зрелищ! Я с юпитерцем во сне говорил, так он мне: «Вовка, мы не ведём войн. Последний из нас живёт по законам, которые у вас игнорируют и первые».
— Перед свиньями бисер мечет, — сказал Молотобойцев.
— Это конец, — произнёс Волоколамов.
— Это начало, — заключил Левандовский.
— …скованные льдом сердца будет растапливать морозная Россия! — гремел Мальчишка. — У неё неоспоримый опыт в работе с холодом и льдом! — В комнате беснование. — Смейтесь, будущие рядовые и генералы Чёрных дыр, дипломаты Марса, первопроходцы Млечного Пути, колонизаторы Плутона и объединители Земли! Гагарину и не снились возможности, которые откроются вам и вашим потомкам! То поймите, что по вашим делам и поступкам будет складываться образ землянина на тысячелетия вперёд!
— Вы прекрасно понимаете, что происходит, — сказал Молотобойцев. — Это судьба… Назад пути нет.
— Пути назад нет, — согласился Левандовский.
— Нет назад пути, — не отличился оригинальностью Волоколамов. — А теперь кое-что попробуем. Идейка одна есть… Я сейчас всё усугублю. Поближе к реалиям усугублю. Подальше от космических далей, поближе к реалиям. — Леонид облизнул пересохшие губы и сглотнул слюну. — Короче, слушайте меня. Сейчас я вызову рвоту, чтобы студентам желудок промыть. Поставлю прививку. Короче, в малых дозах болезнь привью, чтобы начал вырабатываться иммунитет. Ничему не удивляйтесь, вкупайтесь в тему по ходу дела. Лёха, сначала дай мне слово не вмешиваться и быть на моей стороне, что бы я там ни говорил. — Левандовский утвердительно кивнул. — А ты, Вася, готовься к бою. Посмотрим, всё ли так плохо. Мальчишкой и Яшей придётся пожертвовать. Подмигнёте Бочкарёву, как начну, чтобы по курсу был.
— Всё сделаем, как сказал. Вперёд! — бросил Молотобойцев.
Волоколамов вплотную подошёл к Женечкину и начал громко аплодировать. Студенты притихли, потому что лицо Леонида не выражало ничего хорошего. После непродолжительных оваций Волоколамов оставил Мальчишку в покое, встал на колени и начал дёргать «броневик» за нос. Яша сморщился от неприятных ощущений и завалился на бок, умудрившись при этом подмять под себя Вовку.
— Что смотрите? — спросил Волоколамов, не дав актёрам опомниться после падения. — Клоуны! Шуты гороховые! Мигом поднялись и освободили мне место.
«Броневик» быстро пришёл в себя:
— Офигел что ли?
— Рот закрой, — отрезал Волоколамов.
— Лёнька, что с тобой? — спросил Женечкин.
— Заткнись и ты. Россию продавать буду.
— Не надо! Это не надо! Не смей!.. Мы с Яшкой лучше мушкетёров изобразим. Тебя не берём. — Вовка стал оглядываться по сторонам в поисках Левандовского, Молотобойцева и Бочкарёва. — Лёха, где ты тут? Будешь Атосом?.. Артём, как насчёт Арамиса? Или хоть Вася!
— Атос убит на дуэли! — откликнулся Левандовский.
—
— И если Портос на пару с гасконцем в ужасе не рассосутся со сцены, то их постигнет та же участь! — пробасил Молотобойцев.
Волоколамов был удовлетворён. На его лице вспыхнул румянец, серые глаза засветились. Он попросил, чтобы принесли стол, красную скатерть и молоток, сказав студентам, что игра, в которой он призывает всех принять участие, будет называться «Аукцион. И смех, и грех».
— Тихо всем! Тишина! — крикнул Волоколамов. — Итак, приступим. Первый и последний лот на сегодня — Россия. Первоначальная цена — сто рублей, больше она не стоит. Выкрикиваем на понижение. Понижая, не зарываемся. Рубль скинули — и довольно. Обоснование обязательно. Для особо одарённых напомню, что Россия или Российская Федерация — это такая холодная страна, в которой мы живём, то есть не живём, а зябнем и прозябаем. Площадь — семнадцать миллионов донельзя запущенных квадратных километров. Население — около ста пятидесяти миллионов человеко-рабов. Столица… теоретически есть, но практически — отсутствует. Основные источники дохода: вонючий газ, чёрная жидкость и два твёрдых тела, которыми успешно топят не только печки, но и экономику, потому что в парадоксальной северной стране, которая выставляется на торги, экономику можно легко утопить даже в твёрдых телах вопреки законам физики. Государственный язык — матерный с вкраплениями русского. В общем, тон задан… Поехали!
— Тон задан, — прозвучала реплика Бочкарёва. — Задан — от слова зад! Дерьмо — страна! Девяносто девять рублей!
— Завуалировано, но принимается, — сказал Волоколамов и стукнул молотком по столу. — Активней, студенчество! Активней, бурсаки! Девяносто девять рублей — раз, девяносто девять рублей — два…
Так Россия в очередной раз пошла с молотка. Не пошла — полетела; за десять минут цена на шестую часть суши была сбита до семидесяти рублей. Радовало одно: если в 90-ых продажа страны осуществлялась без каких бы то ни было правил и закулисно, то в общежитии «Надежда» студенты придерживались строгого регламента торгов, определённого Волоколамовым, и хищного желания заполучить государство по дешёвке от народа не скрывали. У большинства ребят было приподнятое настроение (коктейль из возбуждения и весёлого озлобления после возлияний в ознаменование окончания сессии). Языки развязывались. Каждому хотелось, а главное имелось что сказать при опускании цены и России. Обстановка накалялась. Волоколамов ни на секунду не забывал о том, что перед началом торгов мат был возведён в ранг государственного языка, и горячо приветствовал нецензурную брань. Правда, к чести Леонида надо сказать, что авторов примитивно-пошлых реплик он безжалостно выключал из игры и апелляций не принимал; мат должен был не резать, а ласкать его чувствительное ухо.
Магуров и Женечкин с тоской смотрели на происходящее и непрестанно повторяли слово «измена».
Ваш скромный слуга, студент группы 99-2, присутствовавший в тот вечер на аукционе, со свойственным ему в студенческие годы легкомыслием высмеивал происходящее. Он тогда и не подозревал о том, что однажды возьмётся за перо и будет мучиться из-за того, что не может в полной мере передать обстановку, царившую в комнате. Поделом графоману. Пусть страдает, ведь есть за что, потому что он… Вам не кажется, что мы отвлеклись от нашего повествования? Поверьте на слово, что горе-романист не стоит того, чтобы долго на нём задерживаться.
Лучше поговорим о девчонках. Они-то как раз к немалой радости автора и огорчению Волоколамова площадные выражения в ход не пускали, но, правда, только потому, что участия в торгах не принимали. А вот если бы на аукцион выставлялся Генка Прокудин, — изменивший не какой-то там незнакомой и малоинтересной стране, а реальной и до боли родной Вальке Карамашевой из шестой группы, — то со всей ответственностью можно сказать, что мы бы ещё и не такое услышали. В общем, представительницы прекрасного пола воротили свои прелестные носики от презанимательных торгов; зато теперь, спустя годы, автор даже при всём желании не имеет права обвинить их в разбазаривании государства, которым с воодушевлением занималась сильная половина. Да, порой женская пассивность бывает лучше мужской активности.