Дежурные по стране
Шрифт:
Когда цена России понизилась до семидесяти рублей, Волоколамов пришёл в бешенство, так как увидел, что ещё никто не затронул главные государственные недостатки. Теперь Леонида устроили бы только драка.
— Что ты орёшь?! — напал Волоколамов на лопоухого парня. — Сам-то понял?! Прочисти локаторы и слушай сюда! Если один мент тебя на дороге обул, так ты думаешь, что я дам тебе право с целой страны цену сбивать?! Чё у нас, по-твоему, все менты такие?! Облом тебе, а не шестьдесят девять рублей за лот № 1! И всех предупреждаю, что свои эгоистические претензии оставляйте при себе, а то так и в минус можно уйти.
—
— Олигархов, как собак нерезаных! Доволен?! Шестьдесят восемь рублей! — выкрикнул парень по прозвищу Шнырь.
— Не принимается! Как собак — это нас, а их — горстка, с гулькин хрен — понял?! — парировал Волоколамов. — Олигархи — это не проблема! Проблема — их сверхдоходы! Всех убить, всё отнять — это не по мне! Новое поколение политиков оставит им два-три процента от совокупной прибыли — и баста! Это во много раз больше, чем просто хлеб с маслом, так что все останутся довольны!.. Слабо работаем, слабо! Пятиминутный перерыв! После возобновления торгов мат использовать запрещается!
Смех стал переходить в глухой ропот. Запахло жареным. У многих глаза налились кровью.
Молотобойцев сжал кулаки, потому что почувствовал, что ситуация выходит из-под контроля.
Магуров и Женечкин демонстративно покинули торги.
Бочкарёв достал из-за уха побывавшую в употреблении жвачку, засунул её в рот и стал надувать и лопать пузыри. В его голове вновь всплыла гениальная, как ему казалось, фраза «Стихотворный яд, отравиться наизусть», с которой он пробудился, счастливо прожил день и намеревался заснуть.
Левандовский не переставал завидовать Волоколамову: «Мою роль взял, Лёня. В моём стиле работаешь. Я бы, конечно, играл по совсем другому сценарию, но теперь уже поздно. Ты — на трибуне, я — в народе. Доигрывай, раз взял с меня слово. Будь всё проклято. Перегораю».
Волоколамов вспотел. Он скинул пиджак, в два приёма избавился от серого галстука, глотнул воды из графина и расстегнул две верхние пуговицы рубашки, словно хотел сказать: «Стреляйте! Моя грудь открыта для пуль».
Частичное обнажение вырвало у девчонок томные вздохи.
Стриптиз возбудил и парней, но в ином роде; они лихорадочно взводили курки мысли, чтобы по команде открыть беспорядочный словесный огонь. Кое-кому по причине отсутствия мозгов или перебора со спиртным открывать стрельбу было нечем; такие готовились к рукопашной.
Волоколамов хватил молотком по столу и возвестил:
— Продолжим торги! Мы остановились на цене семьдесят рублей за страну. Итак, семьдесят — раз, семьдесят — два, семьдесят…
Тридцать кольтов выпалили разом, чтобы превратить грудь Леонида в дуршлаг и не дать ему произнести преждевременное: «Три! Продано!». Цена дрогнула, но устояла, потому что из-за какофонии Волоколамов не смог определить, кто в него попал, а кто промахнулся. Странно, что человек, который ещё пятнадцать минут назад был готов сбагрить страну по дешёвке, теперь уцепился за семьдесят рублей и, похоже, намеревался оборонять эту цифру до последней возможности. Когда дым от последнего залпа рассеялся, и тишина практически восстановилась, Волоколамов сгрёб со стола украшенную бахромой красную скатерть и накинул её себе на плечи, не забыв, однако, предварительно выхлопнуть из неё пыль. Он стал
Смех выветрился из комнаты. Разгорячённые студенты вскочили с насиженных мест и взяли Волоколамова в кольцо, словно какого-нибудь негодяя Паулюса. Попав в окружении, «спартанец» приободрился, так как терять было уже нечего. О почётной сдаче на милость покупателей не могло быть и речи; «Варяг» открыл кингстоны под названием рот и бросил:
— К порядку!.. Выкрикиваем по очереди.
И всё смешалось. За частотой посыпавшихся горохом реплик автор, к своему стыду, не запомнил, кому принадлежит та или иная фраза (исключая ответы Волоколамова), поэтому ему только и остаётся, что свалить всё в кучу.
— Нищие кругом! Бомжи! Шестьдесят девять рублей!
— Не принимается! Ты сам лично хоть одному нищему подал?!
— …хватизацией!
— Шестьдесят восемь! Беспредел чиновников!
— Ты же их сам взятками плодишь! Семьдесят — раз!
— Дороги разбиты!
— Зато дураки в целости! Это тебе не Европа! Перепад температур на дорожном покрытии! Плюс тридцать — летом, минус тридцать — зимой! Семьдесят — два!
— У стариков пенсия какая! Шестьдесят девять!
— Шестьдесят восемь! Скатываемся к тоталитаризму!
— Бога забыли! Шестьдесят семь!
— Насчёт пенсий! Старикам собственные дети должны помогать, а ты на государство бочку катишь, спишь и видишь, как родителей в дом престарелых сплавить! Борцу за демократию! Не надо засорять бумажками и без того грязные улицы! Кидай их в урну для голосования, и тоталитаризма не станет! Кто там говорил про всеми забытого Бога?! Ты-то, как вижу, помнишь! Значит, не всеми! Семьдесят раз!
— В армии — развал! Дедовщина! Шестьде…
— Сходи отслужи сначала — раз! Мы тут водку жрём, а они сейчас в караулах мёрзнут, тебя, между прочим, охраняют — два! Семьдесят рублей…
— Три! Ори: «Три! Продано!». Я — матрос! Два года на Северном флоте! Кличка — Хохол! Второй курс! За армейку — спасибо! А этому я щас хлеборезку поломаю!
— Себе поломай! Отвечаешь, что за всю службу ни одного «духа» не тронул? Семьдесят — раз!..
— Алкоголизм! Наркомания! Проституция! Бандитизм! Тунеядство! Холуйство!.. Шестьдесят девять!
— «А» — алкоголизм! «Н» — наркомания! «П» — проституция! «Б» — бандитизм! «Т» — Тунеядство! «Х» — холуйство! А.. Не… Пошёл… Бы… Ты… на… Х..й!.. Семьдесят — раз!
Кольцо из студентов с заключённым в нём Волоколамовым сжалось до опасных пределов.
— Сволочь!
— На себя посмотри, шкура!
— Да я не тебе! Я вон тому!
— А я как раз тебе!
— Наших бьют!