Дежурный ангел
Шрифт:
Сотовый? Теперь двухсотовый... «Груз-200» уже готов пересечь реку Стикс. Надо бросить Харону этот мобильник вместо обола за переправу. Пусть сообщит о доставке.
После имени какой-то Ники Ксению стало воротить с души. Как он их не путал? Как мог отвечать впопад? Как удерживал в памяти тембры голосов, интонации? А вот имени самой Ксении в этом списке не было. Значит, всякий раз он набирал её номер по памяти... Или брал с набранных. Спасибо и на том, что не поставил в один ряд с этими утоп-моделями...
Вот ведь жизнь! Плакать бы, убиваться, хоть мало-мало пожалеть о нём, а внутри - пустота. Да такая глубокая, что каждый следующий день видится летящей в эту бездонную пропасть глыбой. Подкатится на край и ухнет беззвучно в пропасть ночи. А утром готов уже новый «сизифов камень». И нет такой
А за окном - рукой подать до мая! И экая нынче весна, что душу рвёт в клочья. Ветер откуда-то с Адриатического побережья принес запахи моря и неуместное, непонятное, необъяснимое желание чего-то светлого и радостного. Жить хочется, а незачем! Сколько бы лет сейчас было их сыну? Первенца не уберегли, а второго Бог не дал.
Ксения бродила по мастерской, созданию которой Олег отдал всю свою жизнь, бессмысленно трогала вывешенные на стенах и уже давно состоявшиеся шедевры фотоискусства, трогала старые фотоаппараты, которые он коллекционировал, создавая с их помощью удивительный интерьер окружающего его мира. И ведь у него получалось. Всё получалось! Талантливый был.
Но теперь этот мир неспешно и с аппетитом поглощала пустота. Ну что, кроме цветов на могилу и значительного некролога в газету, сделают друзья? Будут регулярно поминать на богемных попойках? И что с того? Что-о-о-о? Бесчисленные менеджеры журналов и рекламных агентств уже носятся по городу, подыскивая ему адекватную замену. Может, на первых порах такого человека и не будет. Но обязательно придет другой. Обязательно. Пустых мест в этом мире не бывает. А вот в сердце бывает пусто. И потому больно.
Оставалось только бродить по умирающему миру одного человека и разговаривать с ним шёпотом, плача и упрекая, словно он мог услышать.
Ксения машинально бросила мобильник Олега в карман плаща, швырнула ключи от мастерской на пол в прихожей и вышла на улицу, громко хлопнув дверью. Вот и всё! Десять лет, которые так потрясли её мир, закончились! И не осталось ничего, кроме последнего высохшего букета и нескольких фотографий юной Ксении, с которых начиналась эта нелепая, ничего не обещающая любовь. Они еще черно-белые, такие, каким, в сущности, является мир человека. А судьба - зебра. Главное не застрять, как зазевавшаяся блоха, в черной полосе. Хотя и в черном цвете можно найти плюсы, легче скрываться, особенно если ты безнадежная серость.
Через день Ксения силой заставила пойти себя на кладбище. Там, как и предполагала, было многолюдно. Пьяные соратники и лощеные заказчики произносили заученные и уже никому не нужные речи. А вот священника не было. Олег в гробу был похож на спящего. Никаких особых признаков смерти, кроме отсутствия дыхания. Воткнули между окаменевшими на груди пальцами свечу, похоже, даже не церковную, и пели осанну творчеству великого художника, произведения которого останутся в наследство человечеству. Вообще много было помпезного и ненужного. Несколько Татьян, Оль, Викторий и безутешных Барбар театрально вытирали слёзы. «Собратья по объективу и объектам» пощелкивали затворами дорогих камер, целясь в напускной траур. Единственный настоящий друг Стас был пьян вдрызг и, казалось, вообще не понимает, где он находится и что вокруг происходит. В карманах провожающих в последний путь периодически пели свои песенки мобильники, и они точно нехотя, с деланной скорбью, давали краткие ответы. И уж совсем неожиданно и никчемно зазвучали аккорды хита группы Eagles в плаще Ксении. Несколько мгновений она стояла в растерянности, потом догадалась, вынула из кармана телефон Олега. Мобильный мир, мобильные похороны, вся жизнь, как суетливая техногенная катастрофа! На дисплее высветилась Ира 2. Ксения откинула раскладушку и с тихой ненавистью в голосе сообщила: «Олега нет и больше никогда не будет». Потом вдруг, следуя какому-то безумному порыву, захлопнула крышку, подошла к гробу и сунула телефон в боковой карман пиджака. Был мобильный - станет могильный. Богемная аудитория приняла этот жест за вариант оригинального прощания, кто-то даже надрывным шёпотом произнес: «Как трогательно». После чего дальнейшие речи посчитали неуместными, и процедуру прощания быстренько свернули.
Первый удар обухом топора по крышке гроба заставил сердце Ксении содрогнуться. И когда гроб опускали, она всё-таки не выдержала и зашлась навзрыд. На этот случай оказался рядом вышедший «из штопора» Стас, он крепко сжал руку Ксении и плохо слушающимся языком произнёс: «Он любил тебя, Ксюха, как никого!» От слов его стало ещё горше. Действительно, любил как никого!
С поминок Ксения ушла после первых трех рюмок. Накрытый в шикарном кафе не менее шикарный стол показался ей полным сюрреализмом. Всё время мерещилось, что вот-вот зазвучит какая-нибудь попса и начнутся танцы. Тем более - первое мая на дворе. «Праздник мира и труда - ешь конфеты, детвора!» Топ-модели без кожаных плащей входили в «траурный» зал в миниюбках, а галантные джентльмены вовсю трещали по телефонам и обсуждали не терпящие похоронных отлагательств дела. Помянули первой, второй, а после третьей началась банальная пьянка, и только Стас мычал себе под нос, что Олежек был наголову выше всех, что у него в глазах диафрагма от Бога, не взгляд, а широкоугольный объектив. А вот выдержки ему всегда не хватало. Всё! Закрылись шторки, захлопнулся затвор, теперь сколько ни проявляй пленку - только полная тьма в кадре! Он всё время останавливал мгновение и в конце концов остановил.
Потом остались только общий гул и посудный звон. Похороны - это, в их понимании, тоже тусовка, только вынужденно грустная.
И всё же Ксения была благодарна этим людям за то, что они полностью избавили её от забот и затрат на похороны гражданского мужа. Для них это было делом чести, а для неё - страданием с вопросительным знаком в начале текста.
* * *
Ночью Ксения часто просыпалась, тревожно смотрела в окно. За стеклом плыла белесая дымка, город был необычно тих. Её посещали нелепые короткие сны, точно клочки фантастических фильмов. Всё крутилось вокруг единственного вопроса: «Как дальше жить?», - но зацепиться ни мыслям, ни образам было, по сути, не за что. И только под утро, когда маленькая стрелка часов подползла к цифре «5», Ксения забылась настоящим сном.
Сон был похож на большой платяной шкаф, где она пряталась в детстве от любых страхов. Там было уютно, как в доброй сказке, пахло нафталином и семейными преданиями. Но стоило погрузиться в эту мягкую тишину, как реальность пропиликала с журнального стола короткой музыкальной фразой. Сотовый телефон Ксении сообщил о поступлении сообщения.
«Кому взбрело в голову отправлять эсэмэску в такую рань? Или чья-то запоздала?» - перевернулась на другой бок, но добрый сон был безвозвратно утерян. Тонкая последняя нить - едва уловимое детское ощущение защищенности - оборвалась вместе со скрипом старого дивана. А хотела было повернуться на другой бок: пусть шлют сообщения и рапорты, тут самое интересное начинается.
Начиналось...
И всё-таки поднялась: кому там ещё ночь не в ночь? Путающимися пальцами нашла папку сообщений в телефоне, открыла и обмерла: «Здравствуй, любимая. Олег». Почти как у Олега Митяева: «С добрым утром, любимая».
Шутка? Плохая шутка! Чья шутка? Какая-нибудь из смазливых глянцевых стервочек узнала номер телефона Ксении и решила напоследок плюнуть в душу? Недолго думая, удалила сообщение из телефона и буквально как тигрица прыгнула на диван, скомкав под головой подушку. Хотелось укусить то гадкое, что прорвалось сейчас к ней, но даже не получилось заплакать. Неожиданный, пусть и короткий, но глубокий сон не оставил ей шанса удивиться, что она снова смогла заснуть в эту ночь.
Утром за чашкой «Черной карты» Ксения просчитывала унылое будущее. Олега только что не стало, а ей почему-то мечталось о сказочном принце. «Плевать! Плевать! Плевать!» - даже не думала и даже не понимала, на что или кого плюет. Просто заклинание, не имеющее значения. Вчерашние похороны, казалось, были сто лет назад. В принципе в этом не было ничего предосудительного: одинокой (и при живом-то гражданском муже) женщине просто хотелось видеть утешителя, настоящего мужчину с привлекательной внешностью и благородным порывом в душе. Не русского пьяницу-интеллигента, вечно «самовыражающегося», не «импортного» денди с признаками женственного вырождения на лощеном лице, не креола, не мулата, не метиса, а именно сказочного - пусть и не принца, - но таких, видимо, не бывает. А может - и не было...