Диабло для дьявола
Шрифт:
Новый телефон издал новый пилим-пилим. Вероника протянула руку, ухватилась и задвигала пальцем, чтобы открыть сообщение.
— Ничего. За недельку заживет, — пробормотал я негромко.
Вероника не ответила. Видно, что-то интересное прислали.
— Может, даже раньше. Думаю, дня три — и порядок, — добавил я.
Краем глаза видел, что она продолжала вчитываться в экран.
— Как думаешь?
Так и не дождавшись ответа, я посмотрел на нее и вздрогнул. Вероника продолжала таращиться в телефон. Пальцы уже ничего не трогали,
— Что? Стряслось чего-то?
Вероника не ответила. Я сам выхватил телефон и вгляделся. В открытом мессенджере от незнакомого номера был принят текст: «Ну что, шмара. Может, все-таки трахнуть тебя?».
Смартфон выпал из моих рук. Я вскочил, чувствуя, как закипаю. Кулаки невольно сжались, и, не зная, как разрядить свою ярость, я с размаху ударил по деревянной стене своего дома. Мгновенная боль чуть уняла гнев, и я посмотрел на руку — снова ободрал…
Снова ободрал? Вот так дежавю! Ведь сегодня со мной уже было такое. А потом Директор помазал мои костяшки какой-то синей густой мазью. Только теперь я понял, что мазь не только сняла боль, но и излечила.
— Раздевайся! — приказал я Веронике.
— Что? — Она все еще плакала.
— Раздевайся! Хилить буду! — Мазь из портфеля уже перекочевала в мои руки. — Хоть выспишься сегодня.
Глава 20
Милые бранятся — только тешатся
Мазь Директора оказалась поистине чудодейственной. Вероника заверила, что боли нет совсем, а утром исчезли все синяки и ссадины. Даже намека на побои не осталось.
— И как мы докажем теперь, что тебя били? — задумался я вслух.
— Зачем нам что-то доказывать?
— Забыла вчерашнее сообщение?
М-да. Не стоило напоминать. Вероника сразу сникла. Но я твердо решил, что нужно написать заявление в полицию и указать, что подозреваем Анатолия Достоевского. Пусть его прессанут как следует. Даже если не расколется, в следующий раз задумается, прежде чем такие сообщения слать.
Вероника не хотела в ментовку.
— Какой смысл? Им там, походу, плевать на всё.
— А мы тогда потом на них в прокуратуру накатаем. За бездействие, — настаивал я.
— Ишь ты какой. В прокуратуру. На юридический тебе поступать надо было, а не на ФИРТ.
— Ерунда. Прогеры любую профессию освоить могут. Хоть юриста, хоть экономиста, даже писателя. Но ты мне зубы не заговаривай! Собирайся.
— Свидетелей же все равно нет! Его не найдут!
— А сообщение? Оно же не само материализовалось! Его отследить можно.
Довод был хороший, и Вероника сдалась. Тем более, что по средам нам обоим только к третьей паре. Но я видел, как ей не хотелось.
Пока шли, я глянул, что там по зарплате. За вчера мне едва ли удалось сыграть час, если не считать,
Хитрость не сработала. Засчитали лишь те три часа, которые реально были нужны, чтобы восстановить свежесть. Так что карта пополнилась лишь на четыре тысячи рублей…
Я усмехнулся собственной мысли: «Всего лишь на четыре тысячи? Серьезно?»
Ничего, что это за один лишь день, из которых реально я играл час? А что, если я поиграю часов десять, а потом еще посплю четыре часа? Да таким макаром можно отбить займ за два-три дня.
— Пришли, — грустно доложила Вероника.
Мы стояли возле большого трехэтажного здания — районного отделения полиции. Я ухватил подругу за руку и повел внутрь.
Дежурный за стеклом оглядел нас неприветливо.
— Чего? — спросил он сухо.
— Мы по вчерашнему избиению. Заяву писать.
— Пиши, — он сунул лист формата А4 и ткнул пальцем на ручку, привязанную за нить.
— А потом?
— Потом всё, я передам.
— А как писать?
— Как было, так и пиши.
— А кто будет заниматься этим?
— Кто-нибудь! — голос мента стал раздраженным.
Я вручил Веронике бумагу и ручку, а сам начал оглядываться в поисках нормального сотрудника. Чтобы по виду сразу можно было сказать: вот этот не останется безучастным. Кто-то вроде Ольги, только полицейский.
Со стороны лестницы появились двое: пожилой с солидным брюшком и молодой — тощий, как я. Они двигались в сторону выхода и о чем-то переговаривались. Глубоко вдохнув, я потопал навстречу.
— Прошу прощения, разрешите обратиться? — сказал я, стараясь подражать военному говору.
Тот, что с животом, поморщился недовольно. Худощавый усмехнулся.
— Ну давай, — сказал он.
— Только быстро, — буркнул пожилой.
— Мы заявление пишем по вчерашнему избиению девушки. — Я показал на Веронику. — И даже не знаем, кто будет заниматься этим делом.
— А зачем тебе знать? — проворчал пожилой, даже не глянув в сторону моей подруги. — Кто-нибудь займется.
— Михалыч, скорее всего, — заметил молодой. — Его отдел такими делами заведует. — А вообще и правда не переживайте. Как делом займутся, то свяжутся и с вами, и с девушкой. Сами еще не рады будете. — Он коротко хохотнул.
— Да вы не понимаете, — не унимался я. — Там же конкретный криминал случился. Ей темную устроили, избили. А теперь еще угрозы на телефон шлют.
Пузатый мент удосужился бросить недовольный взгляд на Веронику. Она тоже отвлеклась и посмотрела на нас. Меня аж передернуло. Лицо ее на глазах бледнело, ручка выпала из ослабевших рук.
— Правила для всех одни, — проворчал пожилой.
— Да ладно тебе, Костян Димонович, — отозвался молодой.
Но спор их стал неважен. Вероника неожиданно смяла лист и пулей метнулась к выходу. Я помчался за ней.