Диагностика убийства
Шрифт:
– Расскажи мне о Санджае, Чхая, – попросила я, усадив ее в комнате Кундалини: я избегала большой гостиной, так как там вечно полно народу, а здесь можно не опасаться, что нас потревожат.
Глаза юной индианки потеплели.
– Санджу – он очень хороший, – ответила она. – Но…
– Но что, Чхая? – подтолкнула ее я.
– Его здесь никогда не понимали, вот что!
– В смысле?
– Он не такой, как все в этом доме… Не такой, каким был Аамир… Нет, вы не подумайте, – тут же сказала она, испуганно глядя на меня, – Аамир был чудесным человеком, очень щедрым, целеустремленным, а Санджу…
– Тебе известно, почему ссорились мой отец и брат в день убийства?
– Нет. Но они постоянно бранились, и поводы были самые разные. К примеру, Пратап-бабу хотел, чтобы Санджу устроился на работу, даже пытался приспособить его к какому-нибудь делу в одной из клиник, но он наотрез отказывался.
– Разве Санджай не менеджер по образованию?
– Да, но это тоже был не его выбор, поэтому он и не хочет ничем таким заниматься!
– Чхая, Санджай – взрослый мужчина, и ему уже давно пора бы определиться с тем, чем он хочет заниматься! – сказала я.
– То, чего он в самом деле хочет, семейство Варма никогда бы не одобрило, – поджав губы, отозвалась девушка.
– И что же это – что-то неприличное?
– Вот-вот, они так и считают! Только разве шоу-бизнес – это неприлично?
– Так Санджай, что же, в актеры хотел податься?!
– Почему в актеры? – удивилась Чхая.
– Ну, он же вроде бы снимался для глянцевых журналов…
– Да, но актером Санджу вовсе не собирался становиться, а то был просто заработок, ведь отец отказался его содержать.
– И о чем же он все-таки мечтал? – спросила я девушку.
– О фотографии. У него хорошо получалось, но отец ни за что не позволил бы ему заниматься таким неблагородным делом!
Значит, проблема не в деньгах и не в наследстве? Мог ли Санджай убить отца, чтобы избавиться от его гнета, ведь тот пытался управлять жизнью сына, не замечая, что парень давным-давно вырос и желает сам принимать решения?
– А хотите посмотреть на его работы? – вдруг спросила Чхая.
– Ты можешь это устроить?
– Я принесу.
Чхая унеслась, как метеор. Подняв глаза на портрет прабабушки Кундалини, я тихо спросила:
– Ну, что скажешь? Тебе, должно быть, известно гораздо больше, чем всем остальным… Неужели кто-то из твоих потомков и в самом деле убийца?
Спокойное, сосредоточенное лицо Кундалини освещало быстро заходящее за окном индийское солнце. На мгновение мне показалось, что ее глаза смотрят прямо на меня, и от этого мурашки побежали по спине: вдруг прабабушка действительно наблюдает за всеми, и за мной в том числе? Да нет, глупости, ведь она – всего лишь картина! Но я где-то слышала, что портреты впитывают энергию тех, кто на них изображен. Таким образом, частичка людей, давно умерших, остается на полотне и начинает жить собственной жизнью… Нет, думать об этом – значит, уподобляться моим же собственным пациентам и тихонько сходить с ума!
Чхая появилась так же быстро,
– Вот они, – сказала она, с превеликой осторожностью кладя его на кровать и развязывая ленточки. – Тут не все, а только те, что мы с Санджу отбирали для выставки…
Девушка тут же прикусила губу и покраснела, поняв, что обнаружила нечто большее, чем мне полагалось знать о том, какие отношения связывают ее с моим братом. Я сделала вид, что ничего не заметила, и принялась рассматривать снимки. Даже ничего не смысля в фотоискусстве, легко было понять, что передо мной очень хорошие работы. Санджай пытался запечатлеть те стороны жизни, которые не видны невнимательному глазу. Люди на его фото выглядели живыми, веселыми и печальными, молодыми и старыми, занятыми повседневными делами и отдыхающими после тяжелого трудового дня. И все они, как я догадывалась, были бедняками – ни единого человека уровня доходов Варма.
– Кто они? – полюбопытствовала я, разглядывая большой групповой снимок камнетесов. Худые и едва одетые, они сидели на корточках с допотопными инструментами в руках. Их лица, белые от мраморной пыли, приветливо улыбались фотографу, пытающемуся увековечить их будни.
– Они все живут у Таджа, – ответила Чхая, любовно поглаживая снимок. – Санджу часто туда ездил – он говорил, что они являются для него неиссякаемым источником вдохновения. Он считает, что эти люди – настоящие, никем не притворяющиеся. Они делают свое дело и очень трудно зарабатывают на кусок хлеба.
Перебирая снимки, я наткнулась на один, который не ожидала увидеть. На нем были трое – мужчина, женщина и мальчик. Мальчик сидел на лавке, женщина расположилась позади, и лицо ее хранило озабоченное выражение. Мужчина стоял на одном колене перед малышом, и тот, широко открыв рот, позволял ему себя осмотреть. Сразу было ясно, что Санджай сфотографировал врача, пациента и его мать, но не это удивило меня, а то, что человек на фотографии мне знаком.
– Кто это? – спросила я тем не менее у Чхаи.
– Ноа, врач, – охотно ответила она. – Он часто навещает пациентов в районе Таджа, у которых нет возможности прийти в больницу самим.
Я заметила, что краешек снимка оторван и, просмотрев оставшиеся, увидела, что некоторые фотографии также повреждены.
– Ты же сказала, что вы с Санджаем готовили фотографии для выставки? – уточнила я. – А это что такое?
– Кое-что странное произошло несколько месяцев назад, в ночь после праздника Дивали, – сказала она, забавно покачивая головой. – Утром я зашла к Санджу в комнату и увидела там такой кавардак – просто словами не описать! А его лаборатория… У него в подвале лаборатория – так вот, ее всю разгромили, представляете?!
– Интересно, кому это могло понадобиться? – удивилась я.
– Сама не пойму!
– Вы в полицию заявляли?
– Да что вы, какая полиция, ведь Пратап-бабу не одобрял занятия Санджу. Если бы из-за этого в дом нагрянула полиция, он бы его в порошок стер! Я просто прибралась там, насколько возможно, и все.
Непонятно. Зачем кому-то переворачивать апартаменты моего братца вверх дном? Более того, особняк Варма отлично охраняется – как посторонний мог проникнуть сюда и устроить разгром?