Диагноз доктора Холмса
Шрифт:
– Я могу быть уверен, что не услышу имя Анны Солари?
Действуй осторожно. Не спугни жертву.
– Не можешь, – ответил Леон. – Но ты услышишь ее имя, только если я сочту, что это действительно важно для расследования.
– Не нравится мне все это!
Подожди, не спеши, одна секунда может все испортить.
– Ты не забыл, что я вообще-то не в изоляции живу? Если бы я хотел связаться с ней ради того, о чем ты думаешь, я бы сделал это. Я с Лидией, и точка. Но я не могу
– Пожалуй, ты прав…
Шах и мат, он все-таки выбрал подходящий момент. Диме все казалось логичным: действительно, если бы Леон хотел изменить жене, он бы и так нашел способ встретиться с Анной! Он не понимал истинную природу их связи, не знал, что к Анне Солари нельзя подойти просто так и пригласить ее на чашечку кофе… Но оно и к лучшему.
Помогла еще и обостренная тяга Димы к справедливости, желание остановить любого психопата, появившегося на улицах города. Такое вот следствие детской травмы – и не самое плохое, надо сказать.
– Я всегда прав, – хмыкнул Леон. – В общем, ситуацию ты понял. Когда у тебя появится возможность показать мне тела, ты знаешь, где меня найти.
Дмитрий до сих пор не был уверен, что принял правильное решение, но отступить он уже не мог. Нет, полиция не поднимала белый флаг – вряд ли Инга Шипова была на такое способна. Но что толку, если пока ее усилия были похожи на попытки упрямого барана пробить рогами бетонную стену? Тела у них были. Преступника не было. Они не то что не знали его, все указывало на то, что он вообще не существовал. Покойный Сергей Увашев сам пришел в кино – посмотреть фильм напоследок, а на Артура Селиванова и вовсе напала змея, все, дело раскрыто, арестуйте змею!
А у Леона был дар. Всегда был, эти странные способности, которые казались его брату в равной степени восхитительными и пугающими. По-хорошему, Леона следовало держать подальше от таких дел. Но если так, если предпочесть самый разумный вариант и заботиться только о его душевном здоровье, люди продолжат умирать.
Поэтому Дмитрий все-таки пригласил его в морг.
– Как там Лидия? – рискнул спросить он, пока они шли по ярко освещенным коридорам к залу с телами.
Эта тема была опасной и сложной, но только для Дмитрия. Леон говорил о жене свободно, без священного трепета, он был далек от любых подозрений. Он бы не был так приветлив, если бы знал правду!
Дмитрию до сих пор сложно было свыкнуться с тем, что жена брата беременна его ребенком. Это противоречило всему, во что он верил, что считал для себя главным в жизни! Он изменил Миле, он переспал с женой Леона… он, всегда твердивший о семейных ценностях! А теперь он еще и стал отцом ребенка, который всегда будет считать его дядей. Разве это правильно?
Он всю жизнь посвятил тому, чтобы убить в себе дурную наследственность, быть хорошим человеком с правильной жизнью. Но способен ли хороший человек на такое? С другой стороны, он всегда презирал убийства и насилие. Дмитрию нравилось верить, что это
– Да нормально у нее все, – отозвался Леон. – Что ей будет, если она целыми днями дома сидит? В тепличных условиях, так сказать. Было бы вообще замечательно, если бы она прекратила придумывать себе проблемы, но тут уж я ее остановить не могу, у нас в квартире свобода мышления.
– Тебе следует быть с ней внимательней – это все-таки ее первая беременность!
– Я в курсе, а если бы я и забыл, мне это повторили уже около двух тысяч раз, тут и мартышка бы запомнила.
– Леон, речь идет о твоем ребенке!
У Дмитрия получилось сказать это уверенно, словно он сам себе верил, – уже хорошо.
– Да знаю я, – вздохнул Леон. – Но чего ты от меня хочешь? Чтобы я прекратил жить и всего себя посвятил Лидии?
– Нет, но…
– Вот и не лезь. Все, кроме этого, я для нее уже сделал.
В этих словах была горечь, которую Дмитрий не понимал, однако раздумывать о ней не было времени – они добрались до зала.
Тела все еще хранились здесь, но уже завтра обоим предстояло отправиться на захоронение, поэтому Дмитрию пришлось воспользоваться последним шансом показать их брату.
Оба тела были привезены в один морг – для удобства следствия, потому что не только Дмитрию и Леону показалось, что эти убийства связаны. В полиции работали далеко не дураки, но иногда одного ума было недостаточно, требовалось нечто большее, способности, с которыми можно только родиться.
Леон бросил беглый взгляд на тела и подошел к трупу Сергея Увашева. Он рассматривал мертвое тело спокойно, без особого сочувствия, но и без смакования жутких подробностей. Леон был следователем, пусть и бывшим, его сложно было напугать покойником.
– У него руки искалечены, – указал Леон. – Но это не побои…
– Нет. Два пальца сломаны, часть ногтей вырвана, царапины, ссадины – все указывает на то, что он бился обо что-то очень твердое.
– О стену или о дверь. Значит, он был заперт, но не связан.
А еще он был не в себе, братья прекрасно понимали это. Медленное угасание от голода не способствует бурным припадкам, при которых человек способен себя покалечить. Получается, там, где Увашев был заперт, что-то провоцировало его, но не касалось напрямую, никаких следов борьбы Дмитрий так и не нашел.
– А с лицом у него что? – нахмурился Леон.
Фотографии показывали, что при жизни Сергей Увашев не был красавцем, но обладал правильными, вполне приятными чертами лица. Теперь в иссохшем трупе сложно было узнать мужчину, которым он был когда-то. На него повлияла не только худоба, его нос был искривлен, вдавлен, возле губ остались глубокие порезы.
– Тоже сам, – тихо ответил Дмитрий.
– Сам себя бил по лицу?
– Именно так. А точнее, по носу, похоже, он хотел сломать себе нос, как бы странно это ни звучало. Все остальное – удары по касательной, сопутствующие травмы. Он был слаб, у него дрожали руки…