Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении
Шрифт:
Это и значит, что человек создает представление о вещи. На многих языках "представление" и означает нечто, поставленное перед собой, представленное.
Сознавая вещь (событие, факт, вообще всякую вне субъекта находящуюся реальность), человек вырабатывает представление о ней, -- и этот акт, акт выработки сознательного представления, заключает в себе всю тайну сознания.
Недаром вся философия Фихте и Шеллинга отправлялась от проблемы представления как от самой загадочной и необъяснимой с точки зрения созерцательно-метафизической теории отражения вещи.
Нетрудно понять, указывали и Фихте и Шеллинг, что предмет может отпечатлеть свой образ в другом предмете, --
Сложный механизм, образующий сознание, способность представления, -- это самая сложная реальность, с которой имеет дело человек. Сознание есть действительно высший и сложнейший продукт природного и общественного развития, и неудивительно, что понять его рационально, без мистики удалось лишь на очень высокой ступени развития науки и философии.
Как, в силу какой необходимости возникло и развилось сознание этого не смогли, как известно, понять ни Фихте, ни Шеллинг, ни Гегель, -- это вообще возможно сделать только на почве материализма, и не всякого, а только диалектического.
Но они своими трудами подготовили торжество материализма и в данном вопросе прежде всего тем, что описали очень скрупулезно и точно факты, касающиеся диалектики возникновения и развития сознания.
Человек как субъект отражательной деятельности (а не просто как объект внешних воздействий, пассивно воспринимающий впечатления и действия извне) и на самом деле ведет себя в акте осознавания так, как это описывает "Феноменология духа". Осознавая чувственные впечатления, он не просто страдательно и пассивно их испытывает в себе, не просто "переживает" некоторое изменение внутри себя. Он их осознает -- то есть совершает по отношению к ним особого рода деятельность.
В ощущении человек всецело пассивен, всецело определен со стороны предмета, воздействующего на его органы чувств. Но в акте осознания этих ощущений -- он по существу активен, он производит идеальное действие -- он целенаправленно сосредоточивает внимание на одних ощущениях и "не обращает внимания" на другие, отличает важное от неважного, существенное -- от несущественного и таким образом вырабатывает сознание, представление о вещи, чувственно-данной ему через органы чувств.
Но уже сама способность сосредоточивать внимание на определенных сторонах действительности, способность активно рассматривать факты, то есть отражать их по-человечески, -- органически сращена с речью, со способностью выражать впечатления в слове. Без слова, без речи невозможно само сознание, как особого рода деятельность субъекта. Слова (а следовательно, и абстракция) поэтому и оказываются подлинным опосредствующим звеном между неосознанным -- и осознанным, -- той призмой, преломляясь сквозь которую, чувственные впечатления (физиологически совершенно одни и те же у человека, что и у животного) превращаются в осознанные чувственные впечатления, в представления.
Для того чтобы осознать чувственно-данные факты, человек вынужден активно и целенаправленно рассматривать их, должен активно и целенаправленно подбирать в словарном запасе родного языка соответствующие слова или, наоборот, в фактах активно подмечать такие стороны, которые имеют уже соответствующие наименования, "подводятся" под известные понятия, категории.
Этим и отличается процесс отражения, происходящий в голове человека -- от процесса отражения, свойственного животному, -- своим сознательным характером.
А вовсе не тем, что человек способен производить абстракции, а животное -- нет.
Бессознательные абстракции производит, не осознавая того, и животное. Условный рефлекс представляет собой абстракцию чистейшей воды, -- он тоже фиксирует только неоднократно повторяющееся, только "общее". Это обстоятельство, как известно, резко и категорически подчеркивал Энгельс,* а И.П.Павлов показал как экспериментально констатируемый факт.
* К.Маркс и Ф.Энгельс. Соч., т. 14, с. 43О. "Нам общи с животными все виды рассудочной деятельности: индукция, дедукция, следовательно также абстракция (родовое понятие четвероногих и двуногих)...".
Так что абстракция сама по себе, абстракция как таковая вовсе не представляет собой чего-либо специфического для человека.
Как таковая, абстракция -- это попросту отражение "общего", неоднократно повторившегося факта, явления, отношения между вещами и т.д. и т.п. в мозгу -- в системе условных рефлексов, в первой или во второй сигнальной системе -- безразлично.
Больше ничего об абстракции как о таковой сказать нельзя -- это вообще очень несложная с философской точки зрения вещь (хотя и очень сложная с точки зрения физиологии).
В физиологии она как таковая и может подвергаться очень детальному анализу. Как сложную реальность ее может рассматривать и психология. Но в логике способность фиксировать "обще", неоднократно повторяющееся, то есть производить абстракцию как таковую, -- рассматривать было бы нелепо -- это вообще не предмет логики как науки.
В логике рассматривается не просто абстракция, а сознательно производимая абстракция. Сознательное же отношение к абстракции предполагает, как мы уже выяснили, что сама абстракция делается предметом особого рода деятельности.
Человек не просто производит абстракцию (это делает и любое животное), а фиксирует ее в слове, и в форме слова противополагает ее себе самому, как предмет особого рода идеальной деятельности, как идеальный "предмет", с которым он может производить определенные сознательные действия.
В этой форме абстракция и становится предметом логики. Но это сразу создает крайне своеобразный угол зрения на вещи, -- логику интересует не слово само по себе, а нечто иное -- выражающееся с помощью и в форме слова -- сознание, законы его специфического развития. Этого обстоятельства, например, не понял Фейербах в своих попытках критически преодолеть гегелевскую постановку вопроса. Не видя общественной природы и реальности сознания, он и не мог дать конструктивной критики гегелевской феноменологии. Именно поэтому его критика феноменологии поражает удивительной беспомощностью, неспособностью выявить рациональное зерно гегелевской концепции -- диалектическое понимание отношения индивидуального сознания -- к общественному ("родовому"), единичного -- ко всеобщему, абстрактного к конкретному.
В своих попытках опровергнуть аргументацию "Феноменологии духа" Фейербах констатирует: "В начале феноменологии мы прямо наталкиваемся на противоречие между словом, представляющим нечто общее, и вещью, которая всегда единична". Дальнейшие аргументы Фейербаха остроумны, но крайне неглубоки. Все они сводятся к тому, что единичная чувственно воспринимаемая вещь есть нечто более реальное, нежели слово. Но этим ничуть не затрагивается та реальная проблема, которая здесь на самом деле была поставлена Гегелем -- проблема общественного характера познания мира индивидом.