Диана де Пуатье
Шрифт:
«Сторонник умеренной политики и христианин в душе, он не просто ждал, когда противник сделает шаг навстречу, а сам склонял его к примирению».
Именно он встретился с Дю Белле в Аугсбурге. При том, что недавно умер возмутитель спокойствия Климент VII и папой избрали кардинала Фарнезе (Павла III), поборника контрреформы, собеседники намного быстрее пришли к пониманию. Одержат ли победу сдержанность, взаимопонимание и истинная религиозность? Осенью этого, 1534 года появилась возможность избежать одного из самых ужасных кризисов в мировой истории. Два века войн, кровопролития, ссылок могли обойти Францию стороной.
Увы! Перспектива мира, так ужасавшая Карла Пятого, вызывала не меньшее возмущение у сторонников крайних мер с обеих сторон. Одинаковую ярость она вызвала и у Беды, и у Фареля, главы французских протестантов, нашедших прибежище в Германии. Друг этого неистового фанатика, пастор Маркур, как раз и взялся сделать заключение соглашения, уже практически состоявшееся, невозможным.
Утром 18 октября 1534 года жители Парижа и других крупных городов, проснувшись, обнаружили, что стены их домов увешаны «плакатами», то есть воззваниями к народу. Их содержанием была резкая обличительная речь, затрагивающая церковные догматы и, в особенности, Святое Причастие. В Блуа такой плакат прикрепили к дверям королевской опочивальни.
Разразился грандиозный скандал, ситуацию усугубляло то, что были покалечены статуи многих святых. Пошли слухи о том, что это было подстрекательством к заговору для устрашения короля.
Советники попытались предотвратить непоправимое… безуспешно. Восторженные фанатики воспользовались моментом. Не дожидаясь приказа Франциска, Парламент издал постановление об аресте двухсот человек.
Король, которому нанесли личное оскорбление, не мог пойти против течения. Он принял участие в искупительной процессии, публично заклеймил позором участников покушений, но призвал всех к благоразумию. Это, впрочем, не помешало Парламенту принять решение о возведении этим же вечером шести костров.
И они не стали последними.
Нечего устраивать переговоры с Антихристом, тут же отреагировали Фарель и его единомышленники.
Меланхтон не осмелился появиться в Париже еще раз; Сорбонна, вновь обретая свою спесь, отказалась рассмотреть его докладную записку. Напрасно новый папа просил о помиловании приговоренных, предлагал сан кардинала предводителю умеренных, Жану Дю Белле, объявлял о созыве консилиума по вопросу об усовершенствовании Церкви. Никто не воспользовался представившейся прекрасной возможностью, и враждующие братья готовы были беспощадно уничтожать друг друга на протяжении следующих поколений.
Мысль о терпимости, высказанная несколькими храбрецами, не устояла под общим напором. Протестанты, образовавшие, в свою очередь, свои церкви, проявили себя такими же жестокими, сплоченными и скорыми на нанесение оскорблений, как и худшие из их противников. Они стремились не просто получить право свободно справлять тот религиозный культ, который они избрали, они хотели навязать этот культ, для чего, конечно, было необходимо захватить власть. Опасность обретала очертания готовящейся революции во имя Господа. В письме Франциску I, которое стало предисловием к его «Наставлению в христианской вере», Кальвин, будущий предводитель «детей Божьих», объяснил, как он дошел до создания политической теории.
И все же этот роковой момент отмечал важную веху в истории цивилизованного мира. Именно сейчас «идея стала главенствовать над людьми, вознеслась над папами и королями. Преодолев нагромождение частных интересов, появилось понятие интереса общественного. Над отдельными группами сплоченных людей возникла общность мысли». 66
Возрождение и Реформация окончательно перестали быть единым целым. Франциск I, в своем либерализме значительно возвысившийся над современной ему эпохой, не мог не изменить своего отношения к протестантам. До сих пор всегда подразумевалось, что раскольническое движение будет несколько приглушено, чтобы государство оставалось неуязвимым для иностранной угрозы. Когда примирение не удалось, королю пришлось, не желая того, прибегнуть к репрессивным мерам.
66
Henry de Jouvenel.
Это порадовало Монморанси, благонамеренных придворных, набожную госпожу де Брезе. За несколько месяцев до того эта компания оказалась в опасном положении. Когда деятели богословского факультета объявили сестру короля защитницей еретиков, разъяренный Франциск накричал на главного распорядителя двора, которого не без основания посчитал зачинщиком этого дерзкого предприятия. Маргарита, встретив Монморанси, бросила ему в лицо:
— Вы всего лишь слуга короля, а я его сестра!
Казалось, что за этим неминуемо последует кара. А теперь королева Наваррская посчитала за благо отправиться в продолжительное путешествие, видя, что ее друзья спасаются бегством или оказываются в тюремных застенках.
Главный распорядитель, чьи внутриполитические планы победоносно реализовались, мог рассчитывать на такой же успех и за пределами страны. Будет ли христианнейший король, ставший в своей стране защитником веры, поддерживать дружбу с мусульманами и немецкими лютеранами? Не осознал ли он, что Турок представляет собой смертельную опасность для Европы? Сулейман уже провозгласил себя «единственным действительным Императором Запада, Халифом Рима». Полчища турецких солдат прошли по далматскому берегу до самого Фриули. На всей венгерской равнине мечети заменили собой церкви. Флотилии корсара Барбароссы, беев Алжира и Туниса наводили ужас на побережье Средиземного моря.
В 1534 году Франциск не побоялся поставить Италию под этот удар. Так, толпы ростовщиков, пиратов, работорговцев внезапно хлынули на территории Неаполя, Сицилии, Корсики, Сардинии.
«Проснувшись утром на родной земле, люди видели тюрбаны, африканское оружие, лица африканцев. Человек внезапно оказывался в плену, а если он был на свободе, то у него больше не было семьи». 67
Тысячи несчастных попали на каторгу, в гаремы.
67
Michelet.
Крик боли и ужаса был слышен в каждом уголке христианского мира. Разногласия были забыты; сам Франциск устыдился содеянного его ужасным союзником и не посмел препятствовать снаряжению карательной экспедиции под предводительством Карла Пятого.
В июле 1535 года войска императора заняли Тунис, уничтожили тридцать тысяч магометан; разрушения затронули даже знаменитую арабскую библиотеку Университета Оливье. Двадцать тысяч освобожденных рабов вернулись в Европу, благодаря и прославляя нового Цезаря.