Диана: одинокая принцесса
Шрифт:
Как и следовало ожидать, подобная открытость не встретила одобрения у членов королевской семьи. «И стоит переживать из-за таких мелочей? К тому же – что она, первая, кто оказался в такой ситуации?» – недоумевали Виндзоры. Одним удивлением, правда, дело не ограничивалось. Придворные перешептывались, что королева-мать была «очень раздражена» поведением своей невестки[73].
Но если кто забыл, Диана была из рода Спенсеров, а они не привыкли молчать, когда им наступают на ноги. В феврале 1989 года на торжественном приеме в доме сэра Джеймса и Аннабель Голдсмит, устроенном в честь сорокалетнего юбилея сестры Камиллы Аннабель Эллиот, Диана дала самый настоящий бой своей сопернице.
Уже
Впоследствии Диана назовет свое решение появиться в Ормлилодж-хаус «самым смелым поступком за все девять лет совместной жизни»[76].
Развязка произошла, когда обед уже закончился и все разошлись по интересам, обсуждая последние новости и сплетни. Оставив супругу одну, Чарльз уединился вместе с одним из гостей и Камиллой в оранжерее. Друзья принца пытались отвлечь Диану пустыми разговорами, но она не для того приехала на званый прием, чтобы терпеть подобное унижение. Выждав полчаса, принцесса отправилась искать своего супруга. В оранжерее на цокольном этаже она увидела Чарльза в компании какого-то мужчины и миссис Паркер-Боулз. С «могильным спокойствием» (по ее же собственным словам {37} ) она сказала:
37
Насколько спокойна была в тот момент принцесса, судить сложно. Присутствующий при этом инциденте Кен Уорф вспоминает, что, когда Диана увидела своего супруга, мило болтающего с миссис Паркер-Боулз, она возмущенно закричала:
– Только не говори теперь, что это совсем не то, что я подумала![77]
Принимая во внимание эмоциональные особенности характера Дианы, это больше походит на правду. Хотя утверждать что-либо точно не представляется возможным.
– Камилла, я хотела бы с вами наедине обсудить сложившуюся ситуацию.
Чарльз со своим другом нехотя пошел наверх, где его уже ждала (совершенно некстати) Аннабель Голдсмит. Хозяйка дома собиралась познакомить принца с коллекцией картин своей дочери Джейн Бирли.
Когда женщины остались одни, Диана села рядом с Камиллой и, глядя в глаза своей визави, строго произнесла:
– Я хочу, чтобы вы знали – я отлично осведомлена о том, что происходит между вами и моим мужем. Я не вчера появилась на свет! И не стоит меня воспринимать как дуру![78]
Что ответила Камилла и как дальше развивался диалог, осталось загадкой. Известно только, что спустя некоторое время у Дианы состоится следующая беседа с Чарльзом.
– Дорогой, тебе, наверное, интересно, о чем мы говорили с Камиллой?
– Да, – ответил принц.
– Мне нечего скрывать, можешь спросить у нее, – произнесла Диана. – Я просто сказала, что люблю тебя![79]
Теперь уже непринципиально, сказала ли она тогда Чарльзу правду или просто слукавила, – главное другое. Из этой фразы становится понятна позиция Дианы, которая в тот момент не только не собиралась бросать своего мужа, но, если это потребуется, готова была бороться за него. Аналогичный вывод напрашивается и из другого упоминания об этой встрече.
«Я спросила Камиллу: „Что я сделала неправильно? Что во мне не так? Почему он хочет с тобой больше проводить времени, чем со мной?“»[80].
Насколько бы фантастично это ни звучало, но после всего пережитого Диана действительно не теряла надежду сохранить брак. Ее друзья даже стали разрабатывать полушутливые, полусерьезные планы о восстановлении отношений с принцем. По словам одной из ее подруг, «Диана хотела иметь от него ребенка, она отчаянно хотела иметь от него ребенка. Она все еще любила Чарльза»[81].
На обратном пути из Ормлилодж-хаус уже Диана «колола» своего мужа. Она то и дело повторяла:
– И как ты только мог поступить так со мной! Это же настолько оскорбительно и унизительно! Как ты мог![82]
Но Чарльз лишь молча смотрел на мелькающий за окном пейзаж.
По приезде в Кенсингтонский дворец у принцессы началась истерика.
«Всю ночь я провела в слезах, – вспоминает она. – Я еще никогда так не рыдала. Я плакала и плакала, чувствуя, как с каждой новой слезинкой наружу выходит горе, которое за все эти годы накопились в моем организме»[83].
Принцесса не хотела понять, что в отношениях с Чарльзом произошел надлом, и если сохранить брак было еще возможно, то хрустально чистое чувство любви – вряд ли. Другая бы на ее месте смирилась, закрыв глаза на происходящие в семье несуразицы, но для Дианы подобная эмоциональная толерантность была просто немыслима. Безразличие Чарльза лишь с новой силой запустило маховик депрессии и саморазрушения.
«В характере Дианы присутствовал сильный конфликт двух различных персоналий, – замечает одна из ее подруг Роза Монктон. – Она была очень сложным человеком, с одной стороны, и простым, наивным ребенком – с другой. Подобное сочетание порой значительно усложняло ей жизнь. И если одна сторона ее личности была словно доброе и отзывчивое существо, то другая больше напоминала раненого зверя. Но, как и любое раненое животное, Диана могла быть жестокой, причиняя боль тем, кто, по ее мнению, представлял опасность»[84].
Все эти эпизоды из жизни четы Уэльских недвусмысленно говорили о нависших над браком тяжелых предгрозовых тучах внутренних противоречий, конфликтов, измен и недопонимания. Другой вопрос – хватит ли этих составляющих, чтобы, преодолев сопротивление дворцовых устоев и правил, подвести под знаменитым браком черту развода? Вскоре жители Туманного Альбиона узнают на него ответ…
Decree nisi {38}
Во время беседы с одним из своих близких друзей принцесса призналась, что планирует в июле 1991 года «освободиться»[1]. Вряд ли она говорила о разводе. Скорее, речь шла о возможности начать новую, раздельную жизнь – только уже не как супруги принца Уэльского, а как матери потенциального наследника престола.
38
Decree nisi (лат.) – термин в юриспруденции, обозначающий постановление о разводе, вступающее в силу через определенное время, если не будет до этого отменено или оспорено.
Диана не случайно выбрала эту дату – именно на июль приходились сразу два юбилея: собственное тридцатилетие и десятилетняя годовщина совместной жизни с Чарльзом. Сохранились сведения, что расставание с Чарльзом должно было совпасть с разрушением брака ее лучшей подруги Сары Фергюсон[2], отношения которой с герцогом Йоркским, принцем Эндрю также были далеки от идеала, и уже давно. Если подобные замыслы действительно существовали, то совместный выпад «виндзорских хулиганок» мог серьезно сказаться на монархии.