Диана. Найденыш
Шрифт:
Уна встала, накрыла спящего парня его же тулупом. Кстати, и правда пованивает — с чистотой у деревенских не так чтобы уж очень. Раз в неделю — в баню, а в остальное время пот высыхает прямо на теле, впитывается в рубахи, так что несет от лесорубов просто ужасно. А если еще и выпьют…
Уна не выносила местного самогона — мутного, вонючего, и всегда отказывалась пить. Тем более что боялась в пьяном виде сболтнуть что-нибудь лишнего. Помнила из прошлого, что подпив — становилась буйной, ее тянуло веселиться, толкало на разные совершенно необдуманные и даже неприличные поступки, и больше
Слава богам, Уна ни разу не попалась. Хотя участвовала самое меньшее в десяти драках, двух десятков скандалов и трижды едва не была прирезана проститутками, у которых увела красивых денежных кавалеров. Увела просто так — переспала только с одним, от остальных потихоньку скрылась. И кстати сказать — секс с этим одним ей совсем даже не понравился. Кавалер был грубым, требовал… хм-м… того, что она не любила (зад не для того создан!), и даже попытался ее ударить. За что и был безжалостно измордован — она свернула ему нос, выбила передние зубы и сломала несколько ребер. Потом ее разыскивали по всему городу, так как этот молодой хлыщ оказался сыном аристократа старого рода, который уже тысячу лет был основным поставщиком дорогих тканей и ковров в королевство.
Ко всему прочему, после того, как Уна отсиделась дома и месяц не выбиралась в город, стоило ей выбраться — ее тут же узнала одна из трактирных шлюх и попыталась вонзить ей небольшой, но очень даже острый ножик прямо в пупок. Хорошо, что Уна вовремя заметила поползновения проклятой девки и вырубила ее и трех шлюхиных подружек, решивших прийти на помощь незадачливой товарке.
Но вообще, трактирные драки редко заканчивались поножовщиной. Летали стулья, кружки, миски, трещали кости, с хлюпаньем выбрызгивалась кровь, но… никаких ножей, мечей, стилетов и кинжалов. Не говоря уж об арбалетах и луках. Трактирная драка — это любимая народная забава, а вот поножовщина — это плохо. Это порицаемо. И вышибалы трактиров, а тем пуще стражники — строго за этим следили.
Но, конечно же, не обходилось и без поножовщины — и Уна этому пример. Кстати, именно тогда она взяла себе имя «Уна», под ним ее и знали в злачных местах столицы Королевства. Красивая молодая девчонка, которая не прочь гульнуть с интересным мужчиной, которая пляшет так, что искры летят, и которая не лезет в карман за словом и за ножом.
Кто она, где живет, чем занимается — никто не знал. И уж точно не догадывались, что эта красивая девка на самом деле одна из самых богатых и родовитых женщин Королевства — самая что ни на есть настоящая принцесса.
Нет, Уна точно не была гордостью своей семьи, воспитанной и тихой девушкой, мечтающей только о счастливом замужестве. И, кстати сказать, Уна сильно подозревала, что мама прижила ее с одним из своих многочисленных любовников. Иначе в кого она уродилась, такая бунтарка? Да и внешностью Уна не очень-то походила на папашу — грузного, даже полноватого мужчину с короткими ногами и тяжелым, квадратным туловищем. Уна иногда хотела спросить у матери напрямую — кто на самом деле был ее отцом? Но знала, что это совершенно бесполезный и даже глупый вопрос. Мать только оскорбится, состроит обиженное лицо и месяц не будет с ней разговаривать. А потом скажет, что дочь не в своем уме, и… в общем — ничего хорошего не скажет. Только гадости.
Ах, мама, мама… жаль ее до слез. Она так-то была неплохая, и по-своему любила Уну, хотя больше всего ее занимала своя уходящая красота и молодые гвардейцы — вместе с парикмахерами, служками, пажами и всеми мужчинами, которые готовы были упасть в ее гостеприимную постель.
Толпа бунтовщиков растерзала ее, глумилась над телом несчастной королевы. Уна даже вспоминать не хочет, что тогда сделала возбужденная кровью и вином толпа. Что сделала толпа с ее братьями и сестрами. И сделала бы с ней, останься она в дворце еще хотя бы на миг.
Но воспоминания лезут и лезут в голову. За эти годы Уна уже притерпелась, боль почти ушла, воспоминания затянулись ряской и тиной, как дно старого пруда. Но вот нет же — все всколыхнулось, все полезло из памяти, как иглы из мешочка с нитками. И виной этому новообретенная дочка, нарушившая устоявшийся порядок, уничтожившая покой отшельницы. Уж очень Диана была похожа на нее маленькую — такая же темненькая, такая же губастая, глазастая, любопытная, как сорока. И умненькая.
Уна помотала головой, отгоняя лишние мысли, накинула на себя полушубок (не лето на дворе!) и пошла на улицу, где ее дожидались друзья этого парня.
Холодрыга! Ноздри буквально слиплись от мороза — скоро праздник Поворота, морозы крепчают! Скоро воду достать из проруби будет настоящей проблемой — лед нарастет в половину роста. Придется рубить его и собирать куски, чтобы потом растопить на печи. Тяжеловато, однако!
А уже вечерело. Солнце зашло за кроны высоченных сосен и елей, воздух сделался синим-синим, и на небе загорелись яркие созвездия. Вон — «Дракон». А это «Большое коромысло». А это «Копье». И скоро будет видно Соляной путь. Эх, если бы Уна могла летать! Она бы поднялась в воздух и унеслась в вышину, туда, где серебряными гвоздиками приколочен небесный свод! Пощупать его, узнать, правда ли он выточен из единого голубого сапфира?!
— Ну что, лекарка? Что с ним? Получилось, нет?! — загомонили парни, вылезая из-под дерюжек, старых одеял и какого-то мехового тряпья. Небось замерзли, сидючи в санях-то! — без всякой жалости подумала Уна, и тут же слегка разозлилась — какого демона они так вольготно обходятся со своей жизнью? Что, нельзя быть осторожнее?! Молодые идиоты думают, что они бессмертны!
Она хотела ответить, и тут из сумрака появилась тень. Кахир встал рядом с ней — огромный в своей зимней шубе, страшный — глаза горят, уголки губ приподняты, обнажая гигантские белоснежные клыки. Ужас ночи, а не собака!
— Тихо, Кахир! — спохватилась Уна — Это хорошие люди, не обижай их!
— О боги, какая зверюга! — сдавленным голосом сказал кто-то в санях, и добавил, шумно выдыхая и кряхтя — Я чуть не обделался, как его увидел!
— И ничего не чуть! — хохотнул другой парень — Воняет от тебя, как из сортира! Ведь точно в штаны наделал! Ха-ха-ха!
— Сам-то… — обиженно парировал первый голос, и второй не стесняясь подтвердил:
— Я чуть не обдулся от страха!
А потом опять спросил: