Диана. Найденыш
Шрифт:
— Давай, я его подлечу — предложила она, не испытывая никакого желания лечить поганца. Лучше бы походил с разбитой бровью, может тогда ему в голову начали бы приходить умные мысли!
— Не надо! — отрезал Кормак — Пусть так походит! Ссадина ерундовая, но болезненная. Может так до него дойдет, что гостей обижать нельзя! И вообще людей обижать нельзя! Тех, которые этого не заслужили!
Уна внутренне усмехнулась добавке к нравоучительной проповеди, но все равно одобрила. Да, людей обижать нельзя — кроме тех, кто этого заслуживает.
— Все, вали отсюда, поганец! — громыхнул Кормак — Потом еще поговорим! И ты иди! (старшему внуку)
Мальцов
— Кстати, не слышала? На днях труп нашли без головы, совсем недалеко от тебя. Часах в двух ходьбы. Опознали — по татуировке. Шелег это был, тот, что ушел пять лет назад. Я слышал про него, что он якобы подался в охранники караванов, но еще был слушок — вроде как видели его среди разбойников. Была на тракте одна банда, но ее разгромили. Так вот среди них видели Шелега.
Уна ничем не показала, что ее рассказанное как-то беспокоит. Плевать ей на шелегов и всех разбойников в мире. Она-то причем?
— Вокруг трупа следы нашли. Вроде как волчьи, но только больше, гораздо больше. Будто волкодав бегал, и не из маленьких. И следы на шее Шелега — как если бы зверь ему глотку перегрыз. А потом дорожка из капель крови — в ту сторону, где твой дом стоит. Вроде как кто-то нес отгрызенную голову. Ты ничего не знаешь о происшествии?
— Что ты хочешь услышать? — прямо спросила Уна, не опуская взгляда под внимательными глазами Главы — Что это я приказала Кахиру убить Шелега? Так я этого не делала! Так что вопрос не ко мне.
— Шелег плохой! — вдруг встрепенулась Диана, и под острым взглядом матери обмякла и спрятала лицо у нее в кофте.
— А ты откуда знаешь, кто такой Шелег? — усмехнулся Кормак, и не дождавшись ответа, вздохнул — Ладно, забыли. Дерьмо он был, а не человек. Разбойник. И тот, кто его убил, оказался большую услугу общине. Только его братья и мать с отцом не должны ничего знать. Иначе будут неприятности. Он хоть и дерьмо, но все-таки родня. Они и так на тебя крысятся за то, что ему пришлось уйти из села. Кстати — вся семейка их такая гнилая… в лицо улыбаются, льстят, а за спиной гадости говорят! Ладно, теперь к делу — а то моя милая вон уже всю скамью проерзала. Дочка у нас пострадала. Взялась, дурочка, щепу колоть, и врезала по ноге. И самое плохое — скрыла! Так и хромала, боялась сказать! Посмотрели — а она себе палец на ноге отрубила, большой палец. А еще — загноилось у нее все. И теперь боимся, что вообще ногу придется отрезать. Посмотришь?
— Вы чего сидите! — взвилась Уна — Да надо было сразу меня к ней вести! А мы разговоры разговаривали! Жрали сидели! Тут каждая минута на счету! У вас голова-то есть?!
— Ну… вначале накормить гостя, обогреть — закон такой! — виновато прогудел Кормак — Нельзя сразу на него с делами наваливаться.
— Тьфу на вас! — махнула рукой Уна — Ведите к девочке! Хватит разговоров!
***
Плохо дело! Это Уна увидела сразу, как только откинула простыню, которой была накрыта девочка. Нога до колена была красной, раздувшейся в три раза против обычного размера, и внизу, у ступни, уже начало чернеть — обрубок большого пальца (она отрубила половину фаланги), и ступня дальше, вместе с соседним пальцем.
— Вы чего ждали?! — невольно охнула Уна, увидев страшную картину — Как вы могли так запустить болезнь?! Да ей ногу придется отрезать выше колена! Это же девочка! Вы представляете, какая жизнь у нее будет без ноги?! Ох, ну что за люди?!
— Не ругайся, лекарка — прогудел Кормак, мрачный, как туча — сегодня только и созналась, дурочка. Когда уже ходить не смогла. Я же говорю — мы за тобой собрались посылать, а ты и сама пришла. Скажи, есть надежда сохранить ногу?
Уна села на стул возле постели, посмотрела на больную ногу, на красное, в капельках пота лицо девочки. Та была уже в беспамятстве, тяжело дышала и лицо ее было пунцовым, как и нога. Похоже что продукты разложения вошли в кровь и началось общее заражение.
— Тут уже не о ноге надо думать — мрачно и холодно сказала Уна — Девочка умирает!
Тут уже охнула и бабушка, и молодая женщина, которая незаметно появилась в дверях. Видно — мать этой девочки. Они были очень похожи.
— Можно ее спасти? — хрипло спросил Кормак — Уна, милая, ты можешь что-то сделать?! Ты же руку пришила! А этого никто не может сделать! А ты сделала!
— Я не знаю — вздохнула Уна, покосившись на Диану, сидевшую на скамье у двери. Девочка на удивление ничуть не обеспокоилась ни тяжелым запахом гниющего мяса, ни видом умирающей девочки. То ли она не понимала, что происходит, то ли ей было все равно. Она ведь не знает эту девочку, так зачем тогда переживать? Но скорее всего — первое. Дети ведь бессмертны, они не верят в смерть, считают ее просто каким-то нехорошим приключением, которое скорее всего случится не с ними.
— Уна! — голос Главы был полон боли и решимости — Если дело в деньгах, то послушай меня! Стой, стой, ничего не говори! Я сам внесу в кассу общины деньги за дом, который тебе обещал. И еще приплачу столько же — если ты ее вылечишь! И буду до смерти тебе обязан! Спаси ее! Она хорошая девочка, умная, ласковая, работящая! Чуть что — кидалась помогать! Вот и допомогалась, глупенькая… боялась нас расстроить. Мы ее все очень, очень любим! Пожалуйста, сделай, все что можешь! А я клянусь всеми богами, детьми своими, внуками — что выполню мое обещание!
— Кормак, какого демона?! Я бы и так сделала все, что могу — Уна устало откинулась на спинку кресла — Ты же должен понимать, что время упущено! Что девочке осталось жить несколько дней! А если у меня не получится?! Ты что тогда, меня возненавидишь?! Демон вас задери, загубили девочку, а я теперь буду страдать?!
— Просто сделай, все что можешь — мрачно бросил Кормак после недолгого молчания — а я сделаю все, что обещал. И только так.
— Все вон из комнаты! — приказала Уна, и поманила Диану — Дианочка, ты иди ко мне. Остальные все уходите! Слышали? Кормак, гони всех и сам уходи! И встань у двери — никого не пускай! Пока я не позволю — никто не должен войти, что бы ни случилось! Стой! Прежде принеси сюда кувшин с питьем — холодный компот. И кружку. Жарко здесь. А потом все уходите.
Кувшин принесли, и две кружки. Когда дверь закрылась, Уна налила из кувшина себе и Диане:
— Попей. Жарко? Это они нарочно здесь так натопили — девочка мерзнет.
— Ты хочешь, чтобы я спела ей песенку? — спокойно спросила Диана.
— Если сможешь — глотнув из кружки, кивнула Уна — Я не смогу ее спасти. Могу только остановить воспаление — на время. Но яд уже в ней. Много яда! И он ее убивает. Ну что, готова?
— А я всегда готова, мамочка! — улыбнулась Диана, и Уна вдруг подумала о том, что для Дианы это все большая и очень забавная игра. Она не понимает, что сейчас перед ней умирающая девочка. Она просто не может представить — что такое смерть. А вот Уна очень даже хорошо представляет.