Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
Серая равнина открылась перед ней, как будто сложенная из окаменевших кусков мертвой почвы, лишь кое-где торчали в щелях пучки сухой побелевшей травы. И стояла тишина.
Однако здесь все же была жизнь – ветер шевелил траву, по земле бродили птицы, держась попарно, и Даре не нужно было приглядываться, чтобы объяснить эту птичью дружбу, – просто они были скованы цепочками красного золота, лапка с лапкой, что позволяло и ходить, и летать, но не отпускало дальше чем на полметра. Несколько таких птичьих пар, наподобие воронов, но с перламытровым отливом крыльев,
А вот трава показалась странной, Дара нагнулась и увидела, что сухие узкие листья и стебли усыпаны белыми кристаллами. Похоже, соль, решила Дара, но пробовать побоялась. Другой Мир имел свою магию – она рисковала остаться тут навеки.
То, что раньше ей говорили про Другой Мир, не слишком-то было похоже на унылую картину: здесь должно было быть, как в мире людей, только немножко лучше. Или же она неверно поняла это «лучше», и лишь теперь суть прояснилась. В конце концов, не ей же тут жить…
– Что же, каждый выбирает себе Другой Мир по своему усмотрению, – сказала Дара и пошла, не разбирая дороги, туда, где указательным перстом, нацеленным в небо, торчала высокая прямоугольная башня. Птичья чета полетела над ней, словно торопясь известить о ее приходе, и скрылась за башней.
Эта башня была именно такова, как Дара ее себе представляла, из плотно пригнанных крупных камней и без двери. Лишь намного выше человеческого роста была дыра, слишком большая для окна, и выше той дыры – несколько маленьких квадратных окошек второго яруса жилья. Судя по тому, что не стояла прислоненной деревянная лестница и не свисала веревочная, хозяйка была дома.
– Буи, старая Буи! – позвала Дара. – Во имя древних богов, отзовись! Во имя рогатого Херна! Во имя зеленых холмов!
Никто не откликнулся. Можно было бы подумать, что старуха наконец умерла, если бы не знать – этот мир и есть ее добровольная, предельно растянутая во времени и безболезненная смерть.
– Матушка Буи! Я же вижу, что ты дома! Я по делу к тебе пришла, матушка Буи! – Дара задумалась в поисках нужного слова. – Ты полагаешь, что в твоей жизни больше не может быть дел? Я целительница, из тех, кто признает великую Бриг, и меня прислала к тебе Эмер, вовремя сказавшая «довольно»!
Дара помолчала немного – но и в башне тоже молчали.
– Проснись, старуха Буи! – закричала Дара. – Время обеденное! Стол накрыт!
В темной дыре что-то зашевелилось.
– Не вопи, разбудишь…
Голос был усталый и недовольный.
– Кого я разбужу? – удивилась Дара, Эмер прямо сказала, что старая Буи живет в Другом Мире совсем одна и в обществе не нуждается.
– Любовника моего.
Дарин рот сам собой приоткрылся.
– Хорошо, не буду шуметь, – пообещала она, – но ты уж тогда спустись ко мне.
– Не могу, я его охраняю.
– Может быть, я поднимусь к тебе? – предложила Дара. – Мы будем говорить шепотом.
– Не понимаю, почему это я должна приглашать тебя туда, где спит мой любовник, – сварливо ответила старуха Буи.
Очевидно, у нее от прожитых лет началось разжижение ума, подумала Дара, а в таком состоянии люди делаются просты, как дети, и их самолюбие обнажено…
– Мне сказали, что никто лучше тебя не знает природы гейсов. Но раз ты отказываешь мне в помощи, то, наверно, знаний у тебя уже не осталось. У того, кто не пускает их в ход, они могут истлеть. Прости, что побеспокоила, и оставайся с миром, старая Буи, пусть древние боги хранят тебя в Другом Мире.
С тем Дара и развернулась, чтобы уйти прочь.
Как она и рассчитала, далеко ее старуха не отпустила.
– Эй, ты, женщина! Я тебе сбросила лестницу!
Дара вернулась к башне и с большим недоверием потрогала старые и, возможно, гнилые веревки.
– Не бойся. В Другом Мире ничто не тлеет и не рвется. Знания, кстати, тоже. Но и дыры на моей юбке я никогда не смогу зашить, они оказались вечными, – объяснила старуха.
Дара подхватила спереди зеленый подол, заткнула за пояс и полезла наверх.
– Прикройся! – велела старуха, когда она оказалась в небольшом квадратном помещении. – Колени видны!
– Так и у тебя видны.
– Молодые женщины не должны показывать ног. А мне уже все равно…
И Дара ей поверила. Старая Буи стояла перед ней в ободранной юбке бурого сукна, заляпанной светлой глиной, и в древнем темно-синем плаще с капюшоном, сейчас откинутым на плечи. Больше на ней, кажется, ничего и не было…
– Давно уж мой зад не знается с рубахой, – поймав взгляд Дары, криво усмехнулась старуха. – Но, видишь ли, мертвые не потеют… и иных отправлений их тело не совершает… ни вовнутрь, ни наружу… все во мне остановилось… не так я себе представляла Другой Мир, ну да чего уж там говорить… Зато…
Она приложила палец к губам и тихонько засмеялась. Дара поняла, что старая Буи давно уже лишилась разума, и тут же пришло иное понимание: разум-то у нее есть, но именно такой, какой должен появиться в Другом Мире…
– Зато и в нем нашлось кое-что хорошее, – подсказала Дара.
– Да! Тут спит мой любовник.
Дара огляделась. Если кто-то и был еще в этой башне, то сидел в темном углу тихо-тихо, без дыхания.
– Я буду говорить шепотом, и мы его не разбудим, – пообещала Дара.
– Ты уж постарайся. Ну так что у тебя за дело ко мне? Садись и рассказывай.
Буи уселась прямо на каменный пол, скрестив босые ноги, а Даре предложила охапку сена и сухих листьев.
– На меня наложили гейс, который по меньшей мере несправедлив, – сказала, устроившись поудобнее, Дара.
– Что может быть несправедливого в гейсе? – удивилась Буи. – И разве перед посвящением крестная не назвала тебе твои гейсы? Не спросила твоего согласия?
– Это была не крестная, это был мужчина, и гейс – не один из трех гейсов посвящения. Его наложили от злости…