Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
– Ты полагаешь, что два противоположных гейса совершенно расшатают мою нервную систему? – рассердившись, Дара заговорила вслух. – И очередное синее пятно доведет меня до эпилепсии? И единственным способом вернуть рассудок будет – прийти за рассудком и силой к тебе? Остаться с тобой? Выполнять те задачи, которые ты передо мной поставишь?
На сей раз ответ был – но не тот, на который она могла бы рассчитывать, а блок, что означало: не мешай, занят.
Поймав этот блок, Дара сразу же определила, что Фердиад не так уж далеко. Трудно предположить, что он действительно преследует ее, но
– Вот так всегда, ищешь Диармайда, а находишь всякую чушь и околесицу… – пробормотала Дара. Ей уже стало жаль времени, потраченного в кабинете Эмер, когда она совершенно серьезно искала следов Диармайда в километрах записей. Последний верный король, погибший любовник – надо же! А на самом деле это мутит воду старый хитрый сид, которому непременно нужно вернуть строптивую подругу, ЧТОБЫ УЙТИ ПЕРВЫМ!
Он занят! Занят он! Сидит поблизости и развлекается тем, как она крутится и вертится на коротком поводке нового гейса! Может быть, даже смотрит в шар, он всегда мастерски обращался с хрустальным шаром…
Ну, смотри.
Дара склонилась над Артуром и поцеловала его в губы, сперва – чуть-чуть, потом все агрессивнее. Ощутила на спине его руки. Он не возражал против второго раунда.
Он-то не возражал, но вот ей до боли недоставало подлинной темноты. Она хотела, чтобы он стал незрим, чтобы глаза отдыхали, а вся радость жила на кончиках пальцев, растекалась по коже… и еще – чтобы он молчал!
Фердиаду все равно, молчит или кричит мужчина, которого он увидит в шаре под Дарой. А ей…
А ей, может быть, еще на одну стомиллионную долю секунды померещится, что это – другой, и сквозь беспросветную ночь она увидит полуприкрытые и огромные, как вся вселенная и еще немного, ясные голубые глаза…
Ди-ар-майд…
Глава восемнадцатая Фаина
Наутро Дара, покормив любовника завтраком, весело понеслась в салон.
Утро как раз способствовало радости – оно было из тех первых солнечных, которые пророчат близость весны.
Она не сразу попала туда, прием начинался с десяти, она же поспешила, и потому одновременно слала возмущенный зов Изоре и стучала в дверь кулачком в кожаной рукавичке. Изора выскочила навстречу и кинулась обнимать крестную.
– Ну, как? Ну, что? – наперебой повторяли они, а гадалка Зоя, с которой Изора только что пила свой второй утренний кофе, стояла в дверях кабинета и все не могла вставить свое «здрасьте».
– Извините… – раздался вдруг тоненький совсем детский голосок.
Изора и Дара обернулись разом. Сперва им показалось, что на пороге стоит дитя, но это розовощекое черноглазое дитя шагнуло в коридор, сделало два шага, и тут стало ясно – пришла маленькая горбунья с удивительной красоты лицом, но ростом чуть более метра.
Изора ахнула, выпустила из объятий Дару и поспешила навстречу.
– Входи, милая, входи, вот сюда, раздевайся! – заговорила она, как с ребенком. – Давай сюда шубку, я повешу! А ты вот в кресло садись, к калориферу, погрей ручки…
Дара очень неодобрительно слушала это воркование. Она не признавала в работе нежностей и учила крестниц быть суше, строже, не тратить время на ахи и охи. Сана раз и навсегда поняла, что сэкономленные на глупостях минуты сложатся в час для дополнительного клиента. А вот Изора забывалась.
Горбунья сняла меховую шапочку, которая, собственно, и делала ее похожей на ребенка, размотала шарф. Тут Дара увидела, что меж затылком и горбом у нее – тяжелый узел изумительных, темно-каштановых волос, если распустить – пожалуй, получится ниже колен. Горбунья поправляла этот узел крошечными, меньше даже, чем у Саны, ручками, и если не заглядывать в глаза, не заходить сбоку, то можно было бы принять ее и за двенадцатилетнюю девочку.
– Тебя как зовут? – спрашивала меж тем Изора. – Лет тебе сколько?
Дара была против того, чтобы к клиентам обращались на «ты», однако сейчас Изора словно с цепи сорвалась.
– Зовут – Фаина, а лет… – тут горбунья вздохнула, – двадцать пять. Вы записывать будете?
Дара все поняла: Фаина пришла в салон, желая найти мужчину, который бы хоть немного полюбил ее. В двадцать пять лет она уже имела на это право…
Но и не только право тела имела эта обиженная судьбой девушка – право души, а если совсем точно – право той силы, что жила в ее душе.
Дара шагнула к Фаине и еле удержалась, чтобы не опуститься на корточки.
– Скажите, вы когда-нибудь пробовали лечить руками?
– Кто, я? Так этому же, наверно, учиться надо? – удивленная вопросом Фаина посмотрела на Изору.
– У многих это от рождения, Фаиночка, – сказала та, и по лицу крестницы Дара поняла – Изора тоже почуяла в гостье что-то необычное, но сильное и готовое к действию.
Умнее всех поступила Зоя – пока Изора ахала и кудахтала, пока Дара косо на нее смотрела, Зоя сбегала в кабинет Изоры, где только что пили кофе, и принесла оттуда на подносе все необходимое, уместила поднос на сервировочном столике, столик подкатила к креслу – и, не успели Дара с Изорой опомниться, как образовалось весьма приятное дамское застолье. А у Зои еще хватило ума закрыть дверь салона, чтобы никто наобум лазаря не ввалился.
Однако корзинка с печеньем была почти пустой.
– Гейс бы на тебя наложить, чтобы сладкого поменьше потребляла. Гляди, в юбку скоро не влезешь, – беззлобно пригрозила Дара крестнице.
– А что, крестненькая, на раздобудешь ли к столу чего-нибудь этакого? Без калорий? – показав на корзинку, спросила Изора.
– Огурцов, что ли?
Дара много чего умела. Иное проделывала из чистого баловства – те же опыты по телекинезу, хотя он и требовал большого напряжения. Несколько раз она изумляла крестниц, буквально добывая из воздуха то банку с красной икрой, то запрессовку копченого лосося. Фактически это было мелкое воровство из ближайшего универсама. Зная, что у персонала и без того совесть нечиста, Дара иногда брала грех на душу, но вообще старалась блюсти этический кодекс целителя, в котором на первом месте была краткая, но емкая заповедь: НЕ ЗЛОУПОТРЕБЛЯЙ!