Диармайд. Зимняя сказка
Шрифт:
Дара перевернула страницу. Сразу за гиперборейской Атлантидой обнаружились любовные стихи без начала и конца.
– О Буи Финд, пойдешь ли со мной, В край золотой, Где вечное лето, Там волосы – словно венок первоцвета, Там нежное тело – как снег и свет, И там оружия нет, О Буи Финд, пойдешь ли со мной Туда, где не встретишь меч и копье, Не встретишь слов МОЕ и ТВОЕ, О Буи Финд, послушное тело С морем запело В лад…– Это что еще такое? – удивилась Дара, но дальше были слова еще более неожиданные.
«Случилось однажды Фингену, сыну Лухта, быть в ночь под Самайн у холмов Друим Финген. Каждую ночь под Самайн приходила к Фингену женщина из тех холмов, и пришла она, чтобы о явлениях дивных поведать. Звали ее Ротниам, дочь Умала Урскатаха, и она была рыжеволоса. В ночь под Самайн сошлись они…»
Тут же имя сиды было записано буквами, в которых оно лишь с большим трудом угадывалось, и давался перевод: «сверкающий круг».
«– Что же за чудо еще? – спросил Финген.
– А вот что, – ответила Ротниам. – Четверо фоморов спаслись от племени богини Дану в битве при Маг Туиред и скрывались в море. Один из них был Редг, другой Бреа, третий Гренд и четвертый Тинел. И не вернутся они, покуда не исчезнет потомство Конна».
Так, подумала Дара, допустим, я напала на след старухи Буи, будь она неладна, потому что не зря же эти два отрывка помещены рядом. «Буи», если мне не изменяет память, значит «рыжая». Но что еще за фоморы?
Совмещение отрывков могло иметь такой смысл: кто-то любил эту Буи-Ротниам в пору, когда ее волосы были или казались золотыми, и он же перенял от нее древние предания. Только этот человек додумался бы поставить их рядом.
Неужели – Диармайд?
Похоже на то.
Зимний вечер рухнул на Москву, и Дара, договорившись о завтрашнем визите, пошла прочь. Ей еще нужно было прикупить гостинцев и ехать аж в Кузьминки, где она остановилась у целителя первого посвящения Бресала. Чтобы не путаться под землей промеж четырех совмещенных станций метро, она решила доставить себе удовольствие и дойти до Лубянки пешком, а оттуда уже ехать без пересадок.
По дороге она думала, что сказать о цели своей поездки Бресалу. При одной мысли, что нашелся на Курсах человек, желающий поднять бунт против высшего слоя, он навеки заикой останется – лечи его потом…
А ведь если посмотреть правде в глаза – Дара приехала именно за оружием. За тем оружием, которое от нее тщательно скрывали, – за знанием, за его разрозненными обрывками, которые ей под силу соединить вместе и пустить в дело.
Естественно, она увлеклась магазинными витринами, свернула с Никольской, заблудилась и вышла к Кузнецкому Мосту. Чтобы еще куда в потемках не забрести, она там и спустилась вниз.
В переходе между Кузнецким и Лубянкой, как всегда, звучала музыка. На сей раз хорошее место занял гитарист, худенький мальчик, весь в черном, с потускневшими цепочками и с заклепками, один из тех гитаристов, кто не умеет ни играть, ни петь толком, но обладает безукоризненным чутьем к слову, и именно потому их песни цепляют, как кошка острым коготком, и удерживают, не давая шагу ступить.
Примерно такую песню пел мальчик в переходе, а его товарищ с жестяной миской для монет выскакивал наперерез прохожим, требуя помощу искусству. Эта суета имела смысл – справа сидела на полу бессловесная чистенькая бабушка с протянутой рукой, слева стояла молодая женщина с грудным ребенком, так называемая «чеченская беженка», а скорее всего – цыганка, и тоже всем видом показывала, что голодная смерть уже на пороге.
Дара совсем было увернулась от миски, но парень все же задержал ее стремительное движение – и она услышала песню.
Песня состояла из вопросов и ответов – одно это должно было насторожить Дару, именно так передавались тайные знания в те времена, когда друиды не желали сохранять их на дереве, на коже, на камнях.
– Какой ты дорогой приходишь Из дальней своей страны? – Нетрудно тебе ответить: По свету летней луны. Иду по росе богини, Иду по спине вола, По лесу времен минувших И по изгибу крыла. По колеснице без обода Прошла дорога моя, По ободу без колесницы И по острию копья.Неудивительно, что миска пуста, подумала Дара, эти слова – не для толпы, но откуда они взялись? Пел бы мальчик чего попроще – и был бы при деньгах… Вон ведь бабушке, которая вообще молчит, десятку в ладошку сунули!
Но мальчик, как видно, не желал чего попроще.
– А как же звать тебя в мире, Где ты повстречал меня? – Нетрудно тебе ответить: Зовусь я Горечь огня. Я – Вопрошающий знание, Я – Свет и Твердость твоя, Я – речь текучая ветра, Я – острая речь копья…Вот тут Дара и окаменела!
Она знала эти слова – только звучали они иначе. И голос был совсем другой, и мысли заметались – что общего между тем, кто, стоя в лодке, произносил нараспев загадочные слова, и тем, кто сейчас пропел их в подземном переходе?
Дара подошла к мальчику и снизу вверх ударила по струнам гитары. Мелодия прервалась, мальчишка замолчал.
– Откуда ты знаешь эту песню? – сурово спросила Дара.
– А что? Классная песня, – ответил он.
– Кто тебя научил?
– Ну… Откуда я знаю? Пел один, я записал, с кассеты выучил.
– Да кто пел-то?!
– Откуда я знаю!
– Больше он ничего не пел? Не говорил?
Парень с миской понял, что дело неладно, и поспешил на помощь. Но Дара, сунув руку в карман, глянула парню в глаза, тихо свистнула и бросила в миску еще не до конца использованную карточку метро. Попрошайка увидел сторублевую банкноту, радостно сунул ее в свой карман и больше уж не мешал.
– Ну, говорил чего-то…
Дара ощутила совсем не целительское желание – оторвать мальчишку от каменной стенки, к которой он прижался спиной, и удавить.