Дидро
Шрифт:
Де Прад бежал в Голландию. Потом Даламбер рекомендовал его Вольтеру, жившему в то время в Берлине. Фридрих II был в отлучке, и до его возвращения Вольтер оказывал беглецу покровительство. Вернувшись в свою столицу, король продолжил начатое Вольтером и назначил де Прада чтецом при своей особе. Аббат, впрочем, оказался не созданным для роли мученика и борца, он отрекся от своих «еретических» взглядов и получил бенефицию. Показал он себя и неблагодарным по отношению к своему царственному покровителю, выдал своим соотечественникам какие-то военные тайны Фридриха II и был за это заключен
Все это не имело уже никакого отношения к борьбе вокруг его диссертации, которая продолжалась во Франции. Огонек разжег большой пожар. Подписавшись именем беглеца, Дидро пустился в полемику с епископом Окзеррским. Он выступил не только в защиту диссертации, но и в защиту разума, правды, справедливости, свободы. И его доказательства до сих пор не потеряли своей силы, так как внешняя модернизация церкви — пишущие машинки, телевидение, футбол — мало что изменила в ее сущности и в методах, ею применяемых в борьбе с противниками. Любви к ближнему у современных сановников церкви вряд ли больше, чем у епископа Окзеррского.
Дидро писал ему: «Я не знаю ничего более непристойного и более оскорбительного для религии, чем эта туманная декламация теологов против разума. Слушая их, можно подумать, что люди должны вступать в лоно христианства, как стадо рогатого скота входит в свое стойло, и что, вступая в вашу веру или оставаясь в ней, нам надлежит отречься от здравого смысла».
В заключение Дидро заставил де Прада, от имени которого выступил, обвинить янсенистского пастыря в постигших верующих смутах, явившихся следствием раздоров между янсенистами и иезуитами.
«Если достоверность чудес была ниспровергнута, этому виной отвратительная достоверность ваших конвульсий; если достоверность существования мучеников, за веру уничтожена, этому виной глупая отвага, с которой ваши фанатики шли навстречу угнетениям. Если духовенство, алтари и самая вера покрыты позором, этому виной ваши нападки на первосвященников, епископов, всю церковную иерархию. Если презрение стало уделом папы, епископов, духовенства, простых верующих, всей церкви с ее мистериями, таинствами, храмами и церемониями — все это дело ваших рук».
Дидро от имени аббата де Прада забивал клин между янсенистами и их противниками-иезуитами и господствующей церковью. Он нанес тяжелый удар янсенистам. Но это не улучшило положения «Энциклопедии». За запрещением двух первых томов последовало распоряжение о передаче издания иезуитам, которые на этом настаивали.
Можно себе представить, с какой радостью схватились иезуиты за рукописи и корректуры «Энциклопедии». Но их ожидания были обмануты. Они ничего не могли поделать с материалами, поступившими в их распоряжение. По меткому определению Гримма, им забыли передать голову и гений Дидро, то есть ключ к статьям, которых они не могли расшифровать. Не менее суров к иезуитам был и либеральный вельможа, маркиз Даржансон. «Никто не сомневался, — вспоминает он, — что иезуиты не продолжат дела так, чтобы удовлетворить подписчиков».
По словам историка «Энциклопедии» Барбье, правительство не без некоторой доли смущения было вынуждено предложить Дидро и Даламберу продолжить издание. Правда, это произошло только осенью 1753 года. Но осадная машина была снова приведена в действие значительно раньше, несмотря на то, что декрет еще висел над головами редакторов. И на этот раз не обошлось
Но он был французом, а во Франции очень сильно уважение к законам. Поэтому, не ограничившись помощью нелегальной, директор управления книжной торговли постарался дать и легальное разрешение на продолжение издания «Энциклопедии» с прежними редакторами.
Для этого мало было влияния и доброй воли его одного. Понадобилась еще и помощь вельмож и маркизы де Помпадур, которая благоволила к Вольтеру, Монтескье, Даламберу, а точнее — с ними заигрывала, показывая свое свободомыслие.
Пока шли все эти хлопоты, Дидро было не по себе. И все равно он не хотел, как ему уже тогда советовал Вольтер, перенести издание «Энциклопедии» в Берлин. И когда запрещение еще не было отменено и даже до того, как Мальзерб вернул ему бумаги, Дидро верил, что поворот не может не произойти. Успех первых двух томов, рост числа подписчиков, достигшего двух тысяч — число по тем временам астрономическое, потом оно удвоилось, — поддерживали в нем эту уверенность. Кроме того, уроженец Шампани, он был прирожденным оптимистом.
Наконец все словно бы наладилось. Даже Бое вынужден был предать забвению оскорбления, нанесенные «Энциклопедией» религии.
Однако от пристального наблюдения цензуры «Энциклопедию» не освободили. Напротив, было решено, что цензоры должны визировать не только рукописи, но и оттиски статей.
И при подготовке третьего тома осторожность Даламбера чуть ли не целых шесть месяцев сопротивлялась энтузиазму Дидро.
К этому тому Даламбер написал предисловие. Оно начиналось так: «Что могла бы еще выдумать злоба против двух литераторов, которые давно путем размышлений дошли до того, что не страшатся ни несправедливости, ни бедности, и научились после долгого и печального опыта хотя не презирать людей, но не доверять им… благоразумно их избегать?!.
После того как настоящий труд служил бурным и тяжелым занятием самой дорогой поры нашей жизни, может быть, он станет отрадой наших последних лет? Когда не будет на свете ни нас, ни наших врагов, да послужит он долговечным свидетельством добрых намерений со стороны одних и несправедливости со стороны других…»
Дальше он напоминает содержание одной из басен Бонплини:
«Некоему путешественнику очень докучали своим щебетанием кузнечики. Он вздумал перебить их всех до одного, но был застигнут из-за этого наступлением ночи и сбился с дороги. Если бы он спокойно продолжал свой путь, кузнечики сами бы перемерли к концу недели».
Вывод применительно к противникам «Энциклопедии», если сопоставить изложение басни с тем, что написано выше, ясен. Противникам Дидро и Даламбера следовало бы оставить их в покое. Если допустить, что «Энциклопедия» не приносит пользы, время это покажет.
А Дидро тем не менее говаривал впоследствии, что эта вынужденная остановка «далеко не повредила делу, способствовав даже его усовершенствованию».
В самом деле, третий том был еще богаче и серьезнее двух первых. В нем появились новые отделы: юриспруденция, которую вели Буше, Даржи, химия, фармакология, медицина, где сотрудничали Венден-младший и Гольбах.