Дидро
Шрифт:
«Подбадривая друг друга, мы приняли определенные решения, поклявшись довести издание до конца… составлять дальнейшие тома с той же свободой, в какой составлялись уже выпущенные, и в случае необходимости перевести печатание в Голландию», — читаем мы в том же письме Гримму от 1 мая 1759 года.
Барон был в восхищении от издателей, и Дидро разделял его восхищение, не придавая значения тому, что их мужество и решительность были заквашены на дрожжах наживы. Слишком большие прибыли приносила «Энциклопедия», чтобы эти коммерсанты могли себе позволить их лишиться. Конечно же, Дидро это понимал, но все равно он был благодарен Лебретону и его компаньонам за их решение — вопреки всем препятствиям продолжать издание.
Как
Что же касается вознаграждения Дидро — при всем своем бескорыстии он не мог о нем не заботиться, — вот что говорится по этому поводу в том же письме к Гримму: «Однако об условиях моей работы не было принято никакого решения. Издатели только поручили Давиду (одному из них. — А. А.) столковаться со мной, обязавшись без оговорок одобрить то, на чем мы согласимся. Давид заставил прождать себя семь или восемь дней, по истечении которых явился ко мне утром, и мы пришли к следующему соглашению». Было решено, что выйдет еще семь томов «Энциклопедии» (вышло десять), и за каждый том Дидро будет уплачено по две тысячи пятьсот ливров. За первый том был выдан прежде аванс, и поэтому получить ему оставалось только за шесть томов. Пятнадцать тысяч ливров, причитавшихся Дидро по этому соглашению, должны были быть разделены по числу оставшихся букв «Словаря» на шестнадцать частей. По предыдущему договору ему полагалось еще десять тысяч, эту сумму Давид разбил на семь частей с тем, что каждая из них будет выплачена по сдаче группы букв.
Дидро был этим расчетом очень доволен. А ведь после бегства Даламбера на его плечи легла поистине гигантская работа, осложнившаяся тем, что «Энциклопедия» выходила теперь подпольно.
По свидетельству Гримма — а уж он-то был в курсе дел своего друга, — общая сумма вознаграждения Дидро за двадцать пять лет работы достигла всего шестидесяти тысяч ливров. Почти в десять раз меньше прибыли каждого из издателей.
Вольтер, узнав, как скромно был вознагражден Дидро, воскликнул: «Какой-нибудь поставщик военного ведомства наживает за день двадцать тысяч ливров!»
И, несмотря на это, Дидро, защищая Лебретона от упреков Софи, писал ей: «Не говорите ничего дурного о моих издателях. Они сделали все, что я от них требовал. Нужно знать, чего можно требовать от каждого человека на его посту, от купца за его счетами, прокурора за его делами, книгопродавца в его лавке… Лучшее, чего они могут добиться, это чтобы о них говорили: «хороший коммерсант», «хороший прокурор», «хороший издатель».
И не раз еще он заступался за своих издателей, понимая, чего можно от них требовать, и будучи благодарен им за главное: за то, что «Энциклопедия» будет закончена и рано или поздно дойдет до подписчиков. Это не значит, что он временами не жаловался на скудость своего вознаграждения. Больше всего Дидро беспокоило — работа дала ему так мало, что у него нет и надежды приготовить приданое дочери. Забота о приданом Анжелике сыграет большую роль в жизни Дидро и даже сделает его библиотекарем ее императорского величества Екатерины II. Но об этом речь еще впереди.
Обидно было и то, что за том гравюр и таблиц он получал меньше, чем ежегодная премия газеты «Меркюр де Франс» за одну статью, — всего пятьсот пятьдесят франков. А мы знаем, сколько труда вкладывал он не то что в каждый том — в каждую гравюру. Не мудрено,
Но и это ничего не меняло и не могло изменить. Решения, принятые в конце апреля 1759 года у Лебретона, выполнялись. Работа над «Энциклопедией» была на полном ходу. Барон перелистывал свои книги. Расширенный штат переписчиков стонал под игом шевалье де Жокура. Дверь квартиры Дидро была закрыта для всех с 6 утра до 2 часов пополудни. А когда дело требовало, то и больше.
Зато в октябре того же 1759 года Дидро мог сказать, что его философские статьи — а они отнюдь не принадлежали к числу самых легких и коротких — готовы; остальные же к тому времени имелись в набросках. Много успел он за это время и как редактор.
Работа перемежалась с тревогами. То Мальзерб предупреждал Дидро, что отдал приказ о конфискации у него рукописей и типографских оттисков, и бедняга вынужден был ночью бежать из собственного дома со всем своим «арсеналом» искать убежище, раздобывать место в почтовой карете и отправляться куда глаза глядят. То какой-то безрассудный или очень жестокий недруг публиковал жалкий памфлетик «Мемуар для Авраама Шоммекса против пресловутых философов Дидро и Даламбера». И сколько же это повлекло хлопот! Дидро должен был мчаться к начальнику полиции, главному прокурору и его помощникам, писать объяснения, протестовать, опровергать да еще и разыскивать анонимного автора памфлета. И все-таки вопреки предсказаниям барона Тюрго, Даламбера, Морелле, Мальзерба Дидро удалось избежать уголовного дела. Но как дорого обходились ему с его чувствительностью эти неприятности! Он был совершенно изможден хлопотами, тревогами, усталостью. Недаром он обмолвился в письме к Гримму: «Я энциклопедирую, как каторжник».
Еще бы не каторжник! Радуясь редким успехам, чаще приходя в отчаяние от непрекращающихся нападок, много лет он почти один ведет огромное предприятие. Пишет статьи о самых скучнейших предметах, от которых отказываются другие. Редактирует рукописи, правит корректуры, следит за изготовлением гравюр, пишет к ним объяснения.
И все это среди опасений и тревог. Ему очень трудно. Но имеет ли он право думать о себе? Надо торопиться. Нельзя откладывать разрушение старого порядка и подготовку нового.
А «Энциклопедия», несмотря на все его усилия, движется медленно. Вернее, ему так кажется: за семь лет было подготовлено окончательно и напечатано десять томов статей — больше, чем прежде.
Дидро жалуется Софи Волан: «Мои товарищи бесят меня своей медлительностью». Тремя днями позже: «Мои коллеги меня оставили, они не дают ничего, и я почти не работаю». Но есть у Дидро один настоящий помощник. В следующем письме читаем: «Мои коллеги почти ничего не делают. Не знаю, когда сойду с этой галеры. Если я доверюсь шевалье де Жокуру, его проект поможет мне продержаться еще год. Этот человек на протяжении шести или семи лет, окруженный шестью или семью секретарями, читает, диктует, работая по тринадцать-четырнадцать часов в сутки, не уставая при этом».
И еще о шевалье: «Пусть вас не тревожит мысль о том, что ему скучно строчить статьи: господь бог для того только и сотворил его. Хотелось бы мне, чтобы вы увидели, как вытягивается его физиономия, когда его предупреждают о том, что работа подходит к концу, — вернее, о необходимости закончить ее. Лицо его выражает истинное огорчение».
Мы знаем, что Дидро склонен был преувеличивать в людях хорошее. С восторгом рассказывает он своей подруге еще о Жокуре, на этот раз даже не подшучивая над ним: «Во времена своей молодости он интересовался всеми отраслями человеческих знаний. Он работал в Женеве, Англии, Голландии, изучил медицину под руководством Бергазе и получил диплом доктора в тот же день, что Трошен».