Диетлэнд
Шрифт:
– Плам? – Китти стояла за своим столом и смотрела на меня, в замешательстве приподняв одну бровь. Она являла собой завораживающее, гипнотическое зрелище, на которое лучше смотреть издалека. Яркий солнечный свет, струящийся сквозь огромные окна, окутывал ее силуэт, опалял ярко-рыжие кудри, похожие на шипящих змей на голове Медузы-горгоны. Мне пришлось невольно зажмуриться; казалось, я галлюцинирую или смотрю на книжную иллюстрацию в стиле макабр, что-то нарисованное Эдвардом Гори.
Китти начала болтать о сентябрьском выпуске, вываливая на меня информацию о статьях, колонках и модных разворотах. Тема номера была «Снова в школу!», самый объемный выпуск за год. Она всегда делилась со мной
Когда, наконец, пришло время обсудить ее переписку, она уселась за свой стол в полной готовности делать заметки. Я в общих чертах нарисовала для нее «картину месяца». Я не вела никаких официальных записей, просто рассказывала ей общее содержание писем.
– Много мазохисток.
– Мазохистки, – повторила за мной Китти, чирикая что-то в своем блокноте.
– Булимичек.
– Булимички. – Китти снова что-то записала и кивнула мне, чтобы я продолжала.
– Замешательство относительно женской анатомии.
Китти взмахнула рукой, будто отгоняла мои слова, как жужжащую над ухом пчелу.
– С этим я ничего не могу поделать, – вздохнула она. – Те родительские группы сказали, что подадут на нас в суд, если мы еще раз используем в журнале слово «влагалище». Придется просто избегать его. Что, конечно, затрудняет написание статей о тампонах. Я только что вспомнила. – Китти резко откинулась на спинку стула, как будто ее ударило молнией. – Эвфемизмы – вот что нам нужно! – воскликнула она и посмотрела туда, где в дверном проеме виднелся стол Эладио.
– Придумай эвфемизмы для влагалища, – крикнула она ему.
– Ножны? – оживился Эладио.
– Нет, ничего сексуального. Какие-нибудь медицинские термины. Составь список и отправь автору тампонной статьи. Скажи, ей нельзя писать «влагалище». И перешли список Плам, на случай если она тоже захочет что-нибудь из этого использовать.
Сложно было поверить, что все мы занимались настоящей работой, за которую платили. Позже обязательно расскажу об этом Кармен.
Китти повернулась ко мне.
– Хорошо, хоть с этим разобрались, – выдохнула она, хотя я не закончила просматривать воображаемый список. – Говоря между нами, я понимаю, что многие части журнала совершенно дурацкие, но наши читательницы – реальные девочки с реальными проблемами. Я искренне верю, что мы можем помочь им. Мне нравится думать, что работа, которую мы с тобой делаем, – это анекдот ко всем кошмарам этого мира. Стой, я имела в виду антидот.
Услышав подобное сравнение, я представила себе следы от укуса на лодыжке девочки, будто змеиные клыки глубоко проникли в ее плоть. Плоть, воссозданную словами Китти. Она всегда говорила о «девочках» как о реальных, настоящих людях, в то время как для меня они были не более чем армией настойчивых, надоедливых муравьев.
– Я всегда говорила: «Плам – наша связь с девочками». Твоя работа так же важна, как и работа всех здесь, хотя ее результаты и не публикуют на страницах журнала. – Она продолжала самозабвенно щебетать еще секунд тридцать. Слова лились, как река патоки. – Так, мы должны еще кое-что обсудить, а потом я тебя отпущу, – сказала она. – Для предстоящего выпуска наши сотрудники тестируют всяческие штуки для ухода за собой. Бритвы, дезодоранты, блески для губ, лаки для волос, все такое. Потом мы расскажем девочкам, что лучше всего работает. Я и тебя хочу включить.
– Вам не обязательно включать меня.
– Обязательно, обязательно! – сладеньким голоском пропела Китти. – То, что ты работаешь дома, не значит, что ты не одна из нас. Рассказать, что произошло со мной вчера, когда
Китти все говорила и говорила о своей крови на белоснежной плитке, но в моей голове звучал другой, полный тревоги голос: «Привет, Китти. Мне нравится резать грудь опасной бритвой… Мне нравится обводить лезвием соски и смотреть, как кровь пропитывает лифчик… Это ужасно, но мне так хорошо, когда я режу себя. Это больно, но так приятно».
Китти ушла, а я снова уселась на диван в форме губ, ожидая редактора отдела красоты. Головокружение и тошнота – постоянные спутники моих визитов в Остен-тауэр – не заставили себя долго ждать, поэтому я отправилась в дамскую комнату по лабиринту коридоров, завешанных гигантскими обложками журнала. Все равно что нащупывать путь в хижине охотника, где на тебя всюду смотрят головы убитых животных – модели с остекленевшим взглядом. Так что я шла, уныло глядя на ковер под ногами, пока не добралась до туалета; внутри группка девушек о чем-то оживленно сплетничали у зеркал и раковин. Я закрылась в одной из кабинок в конце и начала медленно вдыхать и выдыхать, уставившись на дверцу кораллового цвета. Тошнота усиливалась, меня мутило, я почувствовала, как что-то бурлит внутри, кувыркается, будто одинокий носок в сушилке. Я склонилась над унитазом, принялась давиться, тужиться, но ничего не вышло. Девушки у раковин разом перестали болтать, и мне стало стыдно за звуки, которые я издавала.
Когда тошнота немного отступила, я опустилась на пол, не в силах стоять на ногах. Девушки возобновили разговор, который перемежался звуком льющейся воды. Затем разговор прекратился. Я услышала, как открывается и закрывается дверь.
Я прильнула спиной к стене кабинки, глубоко вдохнув затхлый воздух уборной, отчего снова начало тошнить. Я провела рукой по трем резинкам, которые сдавливали мою, если можно так сказать, талию, – от юбки, колготок и утягивающего белья.
Дверь в уборную вновь открылась и закрылась.
– У тебя там все хорошо? – раздался голос с другой стороны кабинки. Странно знакомый. Под дверью я увидела ноги в полосато-зеленых, как корка арбуза, колготках и в черных армейских ботинках с развязанными шнурками.
Возможно ли?
– Я оставила для тебя кое-что на кухне, – сказала она и была такова.
Услышав звук закрывающейся двери, я собралась с силами, поднялась на ноги и подошла к раковине, чтобы вымыть руки, совершенно обескураженная неожиданным появлением преследовательницы в Остен-тауэр. Я задумалась, может, девушка ждет меня на кухне для персонала? Но когда я пришла туда, ее там не было. Я огляделась вокруг, совершенно не представляя, что девушка могла оставить для меня, пока не приметила «барахолку».