Дикарь
Шрифт:
— Вы счастливая мать… — наперерыв льстили ей старые и молодые гости и гостьи. — Ваши дети, кроме того, и талантливы, ваш Никс прелестно играет на рояле, а Ни поет…
— Да, немножко… но это такие пустяки, в сущности, о которых и говорить не стоит…
— А все-таки было бы приятно послушать их…
— А Левушка, говорят, лепит недурно, он будущий скульптор… это правда?
Юлия Алексеевна вся так и сияла гордым материнским счастьем. Ей так приятно было слышать все эти похвалы, расточаемые её милым детям. «Но
— А где же Вадим? Его нет дома? — как бы отвечая на тревожные мысли хозяйки, спрашивает хорошенькая, лет шестнадцати, барышня, кокетливо причесанная и очень изящно одетая. Эту барышню звали Линой Соболевой. Она была богатая сирота и жила у своего дяди, здешнего мирового судьи. Подле неё вертелись две дочери судьи, Зозо и Даля Стремнины, — два «попугайчика», как их называли в городе, очень похожие одна на другую, обладавшие совершенно одинаковыми голосами, одинаковыми лицами, прическами и манерами. С ними приехал брат, кадет Николаша — высокий, плотный, румяный и очень застенчивый юноша, несмотря на свои семнадцать лет.
Тут же находилась веселая, поминутно хохочущая, по малейшему поводу или без всякого повода, дочь доктора Молницына — Любинька и два брата Футуровы, Володя и Базиль, сыновья уездного предводителя дворянства: один студент, другой юнкер кавалерийского училища — лихой танцор и весельчак, и их молчаливая, всегда серьезная, сестра Соня; шестнадцатилетний барон Герман фон Таг, питомец немецкой школы в столице, приехавший провести лето в усадьбе своего отца, находившейся по соседству с Озерным, и его младшая сестра тринадцатилетняя Тони.
Все окружили Никса, прося его сыграть что-нибудь.
Никс немножко ломался, отговариваясь тем, что он не в настроении сегодня.
— Пустяки, пустяки!.. Вы всегда играете прелестно! — закричал Базиль Футуров и, подхватив под руку Никса, увлек его к роялю. Никс опустился на табурет, изящным движением поднял руки и мягко опустил их на клавиши. Он играл довольно бойко и стройно под одобрительные замечания слушателей.
И вот, в ту минуту, когда он с большим для его лет мастерством преодолевал весьма трудное место, в наполненную нарядным обществом залу вошли старик и юноша и незаметно примостились у крайнего окна.
— А, Вадим, наконец-то! — весело крикнул на всю залу Петр Николаевич. — Ба! Да с ним и Капитоныч! Здорово, старина! Как вы хорошо сделали, что пожаловали к нам на праздник, Капитоныч! — дружелюбно похлопывая одною рукою по плечу старого матроса, а другою крепко пожимая его руку, благодушно приветствовал гостя хлебосольный хозяин.
— Здравия желаем, сударь! — вытягиваясь в струнку, по-солдатски, отчеканил моряк.
— Какой он страшный! Какой он смешной!.. И ваш папа, должно быть, его очень любит! Он поздоровался с ним за руку, — обратилась юная баронесса Тони фон Таг к Ни и Левушке, находившимся
— Мы все его любим; он был верным слугою и другом покойного папы, — поспешил объяснить ей Левушка.
В это время Лина Соболева поднесла к глазам изящный черепаховый лорнет, с которым она не расставалась, уверяя всех в своей близорукости, и, лорнируя издали Диму, говорила с улыбкой подоспевшему к ней только что кончившему играть Никсу:
— Ага, он тоже пришел, ваш дикарь-брат! Наконец-то мы удостоились его лицезреть… Надеюсь он не скроется от нас так быстро, как в прошлые разы? Приведите его, пожалуйста, Никс! Я хочу поговорить с этим замечательным Димой… Обожаю быть в обществе дикарей!
— Вы, кажется, в самом деле воображаете встретить краснокожего, который пляшет вокруг костра и живет в вигваме? — насмешливо улыбнулся старший из братьев Футуровых, студент, обращаясь к Соболевой.
Лина кокетливо поджала губки и ответила:
— Не совсем так, но в этом роде.
«Вот-то ломается! Вот-то ломается! Словечка в простоте не скажет!» — словами крыловской мартышки подумал Левушка, не особенно милостиво поглядывая на барышню и на вертевшегося подле неё Никса. Ему стало досадно, что Никс не заступился за Диму. И простодушный Левушка брякнул:
— Вы раньше поговорите с Димой, может быть, он далеко не окажется таким дикарем, каким кажется вам сейчас.
— Какой вы чудесный адвокат, Левушка! Настоящий защитник. Браво! Браво! — точно запела Лина.
Между тем, Никс направился к Диме и, подхватив его под руку, увлек к группе молодежи.
— Куда! Не хочу… не пойду! — вырываясь из рук брата, пятился от него Дима. Но Никс был неумолим… Прежде чем мог опомниться и прийти в себя Дима, он уже стоял посреди окружившей его молодежи и был центром всеобщего внимания.
Братья Футуровы жали ему пальцы; застенчивый кадет Николаша, сам не зная почему, энергично тряс ему руку; оба «попугайчика» поздоровались, опустив глаза, точно совершили какую-то неловкость; Любинька Молницына спросила, почему его прозвали дикарем и, не дождавшись его ответа, залилась серебристым смехом.
— Это ужасно смешно — дикарь!.. Ха-ха-ха-ха! Дикарь — и вы… Что общего между вами?!
А Соня Футурова только взглянула на него своими серьезными, строгими глазами и ничего не сказала.
Юный барон и баронесса надменно кивнули Диме головами, а Лина тотчас же затрещала:
— Ах, как я рада вас видеть! Как бесконечно рада вас видеть, Вадим! Я жаждала говорить с вами, узнать правду о вас… Узнать, насколько верны те слухи, которые ходят про вас в городе… Но вы до сих пор были неуловимы. Ха-ха-ха!..
Дима взглянул исподлобья на блестящую, нарядно-одетую барышню, потом обвел глазами весь кружок теснившейся вокруг него молодежи, как бы ища выхода и, не найдя его, снова потупился.