Дикари Ойкумены.Трилогия
Шрифт:
– Хватит. – Пак прекратил трюки. – Конец истории.
– Ну почему же конец?
– Потому что конец. Хватит, старый хрен…
Дед помахал рукой, разгоняя дым:
– Ты вульгарен, Инь Чи Пак, друг мой. Сказал бы: молодой хрен… На худой конец, моложавый. Тебе все равно, а мне приятно…
Пикировка взрослых была Марку неинтересна. Активная зона, вспомнил он. Рабы – рядами. Сидят, держатся за контактные пластины трансформаторов. Коекто двигает рычаги, словно лыжными палками орудует. Серые робы, желтые нашивки.
Вот, сказал отец. Истинная мощь Помпилии. Ты думаешь, что сила – это армия? Военнокосмический
Ага, согласился Марк. Он готов был согласиться с чем угодно, лишь бы поскорее уйти домой. Тут и мои рабы. Да, я понимаю. Рабов у Марка было двенадцать, он никогда о них не думал, но чувствовал, как собственные пальцы. Двух он заклеймил при рождении. Остальных ему приводили родители, по одному в год. Марк не интересовался, где родители их берут. Одноклассники говорили, что есть специальный рынок. Марк клеймил новых рабов и, дернув поводок, приказывал идти туда, куда велит отец. Теперь он знал, что с каждого раба ему идет доход.
Ну и что?
Рассказы дяди о сражениях были куда интереснее.
Будь Марк старше, он заметил бы, что равнодушным согласием оскорбил отца до глубины души. Будь Юлий Тумидус менее замкнутым, он бы показал сыну свою обиду. Возможно, это спасло бы их от дальнейших конфликтов.
– Девчоночка, – упорствовал дед, игнорируя возмущение Пака. – Ах, вы такой ловкий! Ах, вы такой умелый! И сильный какой… Помнишь, Пак? Ты раздул грудь, как лягушка в брачный сезон. Ты пел, как тенор в Сенаторской опере. Ты же любишь тощеньких? Ты рассказывал ей, как надо делать сальто, как это сложно, каких требует усилий и подготовки. Ты показывал, ты чуть из плавок не выскочил… Ну же, вспоминай! Что она у тебя спросила напоследок?
Пак мрачно нахмурил брови:
– Она спросила: «Это делается так?»
– Великий Разум! – Дед расхохотался. – Как она прыгала! Я никогда не видел, чтобы так прыгали. Томинда Чакчель, лауреатка секторального конкурса в МонтеФарри. Верхняя гимнастка в Малых Сатурналиях. Я потом справлялся у знакомых…
– А я не обиделся, – сказал Пак. – Я ни капельки не обиделся.
– Это да, – согласился дед. – Ты необидчив.
Глава четвертая
Корсет либурнария, или Психология ботвы в кризисных ситуациях
I
Курсант Сулла угодил в заросли пилолиста. Курсант Сулла порезался. Курсант Сулла помянул заблудшую женщину и ряд действий, совершаемых с особым цинизмом. Листья сволочного кустарника, зазубренные по краям, в остроте давали фору биокерамическим скальпелям. Стоит ли удивляться, что Сулла забылся? Нарушил радиомолчание? Остановился, прекратив выполнять задачу: продвигаться вперед?
– Заррраза!
Ментальный поводок дрогнул, уведомляя
Марк потянулся к Сулле и двум курсантам рядом с пострадавшим. Триокартинка сложилась в обзорную панораму. Кусты пилолиста – со всех сторон. Угрожают тысячами серозеленых лезвий: попробуй сунься! Шипя от боли, Сулла рылся в медпакете: искал пластырьантисептик. Легкий, едва ощутимый «подзатыльник», и Сулла перевел связь в ждущий режим.
Вроде как сам вспомнил: нельзя засорять эфир.
Соседи Суллы оказались предусмотрительнее. Они обходили заросли по широкой дуге, отклонившись от маршрута, но в целом сохраняя направление. Каменистый склон, перед глазами в такт шагам подпрыгивает горизонт – гребень холма. Над гребнем маячат верхушки далеких деревьев и несутся табуны облаков. Слишком большой крюк для Суллы. В двадцати шагах от него адский невод пилолиста перемежался безобидным папоротником. На Тренге папоротник мог вымахать вдвое выше человека. Залепив порез, Сулла огляделся, повинуясь внешней стимуляции, и устремился к папоротнику. Выполнение боевой задачи возобновилось.
Напряжение поводка ослабло.
Все это время Марк продолжал идти по маршруту, отслеживая обстановку перед собой и в секторе продвижения декурии. Слоистым восприятием помпилианцы овладевали с раннего детства. Иное дело – полноценный корсет. Вторая «офицерская», четыре дня адаптации – и полевые учения. Хватит на плацу прохлаждаться, лодыри! Тут вам курорт или абордажная пехота?!
Прикусив сенсорный загубник шлема, Марк включил климатизатор. Под камуфляжем пронесся свежий ветерок, задувая к воротнику, на шею и лицо. Со временем, обнадежил себя Марк, корсет встанет на рефлекс. Со временем…
Четверо суток кипящих от напряжения мозгов. Ручьи пота. Дрожь в коленях. Сердце грозит проломить клетку ребер. Курсант Тумидус! Взять в корсет декурию! Минута десять. Плохо, курсант Тумидус. Очень плохо! Распустить! Минута отдыха. Взять в корсет! Распустить… Взять! Распустить… Взять! Минута ровно. Пятьдесят две секунды. Сорок семь. Тридцать одна. Двадцать восемь. Зачет! Следующий! Курсант Катилина! Взять в корсет! Курсант Сулла…
– Отработка движения строем по плацу. Курсант Тумидус!
– Я!
– Взять в корсет декурию! Командуйте!
– Декурия, равняйсь! Смирррна! Прямо шагооом арш!
Едва заметная пульсация корсета задает ритм. Марк ощущает себя единым целым с десятком бойцов. Дыхание – общее, пульс выравнивается…
«Налеееву!..»
Он не произносит команду вслух. Нужда в «атьдва» отпала, утратила смысл. Декурия, гигантская сколопендра, движется с проворством насекомого. Без внешнего насилия она не способна распасться на сегменты. Бьют в плац подошвы десантных ботинок. От ударов содрогается земля. Декурия поворачивает, не сбиваясь с шага, ни на сантиметр не нарушив строй…