Дикари

Мож Роже

Галл подошел к трубачу и спросил, где тот служил.

– Я был трубачом во фланговой кавалерии легиона Веспасиана во время похода в Иудею, – ответил он.

– Ты служил вместе с Менезием?

– Нет, не имел такой чести. Я был завербован тем, кто командует стражей, Лептием.

Наконец стража выстроилась в три шеренги.

– Где Лептий? – спросил Сулла.

Никто не отвечал.

– Он спит? И не слышит звука трубы? Он ушел на ночь в город?

Так как никто по-прежнему не отвечал, то трубач взял все на себя:

– Да, господин.

–

И каждую ночь он проводит в городе?

– Я не могу знать, господин.

Сулла покачал головой. Потом он внимательно посмотрел на неподвижные ряды стражников.

– А вы не худенькие, – бросил он. А потом добавил: – Я тоже.

Стражники засмеялись.

– Обежим сорок раз вокруг имения по дозорному пути. – Засек время. – Так будет каждое утро, скажем в пять часов.

Было начало шестого.

– Сегодня я проснулся позднее, – продолжил Сулла, – но это мой первый день, начатый с вами, к тому же две молодые девушки посреди ночи сыграли мне на флейте...

Мужчины снова рассмеялись.

– Вот поэтому самому себе я тоже назначаю сорок кругов. – Потом, уже другим тоном, спросил: – Кто сегодня дневной унтер-офицер?

Один из унтеров сделал шаг вперед.

– Если ты увидишь, что я останавливаюсь, ты подстегнешь меня ударами хлыста и заставишь продолжать.

Унтер-офицер не шевелился.

– Ты понял? Это приказ. И берегись, если не выполнишь его. Повтори приказ, как принято в армии!

– Если вы остановитесь, господин, я подстегну вас ударами хлыста...

– Хорошо! Не зови меня господином. Зови меня Сулла. Я – Сулла, бывший офицер-легионер, я спас жизнь Менезию, а он спас мою. Вот почему я здесь, и вот почему я хочу знать, кто его убил. И того, кто убил его, я убью моими собственными руками.

Было видно, что они напуганы, речь Суллы возвращала их на поля сражений, звала на битву и подвиги.

– Сейчас мы побежим, и те, кто остановятся до положенных сорока кругов, получат удары хлыстом. Даю три дня, чтобы потренироваться и привыкнуть. Если и на четвертый день кто-то не сможет пробежать сорок кругов, то отправится на год грести на наших галерах. А вместе с ними и те двое, которых я избил в ту ночь. Тогда я проник в сад этого дворца и пробрался к самой кровати Менезия, вашего хозяина, и никто из вас не увидел и не остановил меня... Именно в ту ночь он был отравлен! Пусть те двое, которые хотели полакомиться лангустами и не распознали во мне чужака, выйдут из строя!

Один человек сделал шаг вперед. Сулла узнал того, кого он побил первым.

– Как тебя зовут?

– Сирии, – сказал мужчина.

– А где другой?

– Он вчера убежал, зная, что ты сегодня появишься.

– А ты – ты не убежал?

– Нет, господин.

– Почему?

– Куда мне? – сказал стражник. – У меня жена и двое детей в городе.

Сулла знал: наступила решающая минута. Каждое слово, каждый его жест составляет в их умах портрет того хозяина, каким он являлся.

Галл повернулся к трубачу:

– Он говорит правду?

– Да, господин, –

сказал трубач.

Сулла подумал, потом вернулся к виновному:

– Ты знаешь, что в легионах дозорный, плохо дежуривший на посту, наказывается палкой?

– Да, господин.

– Шестьдесят ударов будут тебе платой и позволят избежать галер.

– Спасибо, господин, – сказал стражник.

– Сулла! А не «господин».

– Спасибо, Сулла, – повторил Сирии.

– Сейчас же! Поди разыщи того, кто наказывает рабов. А остальным бегом марш!

* * *

Сулла спешился со своей лошади перед входом в большой атрий дворца. Лошадь была вся в поту и клочьях пены. Передал поводья рабу, который повел животное в конюшню. Галлу удалось избежать кнута, проделав сорок кругов, и все благодаря конечно же своим мускулам и поставленному дыханию, укрепившимся на полевых работах, которым он отдавался на ферме даже в свободное время. Он прыгал на лошади в манеже и бросал копье вместе со стражниками. Они, за исключением десятка человек, неплохо обежали вокруг ограды обширного поместья, хозяином которого теперь являлся галл.

В атрии его ожидали управляющие и дворецкие. Все поспешили приветствовать его. Челядь уже знала об утреннем инциденте со стражниками, все спешили выказать новому хозяину свое расположение.

А тот, с одной стороны, не очень четко представлял, какие приказы он должен отдавать всем этим людям, которые управляли рабами на различных работах во дворце, с другой стороны, ему хотелось как можно скорее посетить школу гладиаторов, где жила Металла. А она располагалась в десятке миль за городской стеной. Кстати, накануне, среди пришедших поприветствовать наследника Менезия, возницы не было. Для всех это выглядело вызовом, но Сулла не удивился, хорошо зная, какой неистовой натурой была эта женщина-боец. Видимо, ее задело, что по завещанию своего хозяина и любовника она так и не получила освобождения. И то, что ее судьба в руках неизвестного галла, Металла должна была воспринять как ужасное оскорбление. Подобное решение патриция, казалось, помещало ее в список заговорщиков, подозреваемых в его смерти.

Покуда Сулла спрашивал себя, должен ли он ехать в школу гладиаторов один или в сопровождении отряда вооруженных стражников, на главной кипарисовой аллее появились носилки, окруженные группой людей. Некоторые из них играли на тамбурине и флейте. Шествие было совершенно неожиданным.

Сулла спустился по ступенькам, вглядываясь в тех, кто шел навстречу ему. По их поведению и манерам он понял, что перед ним богатые бездельники, утром заканчивающие ночное гуляние, предающиеся чрезмерному поглощению пищи и возлияниям. Великолепные носилки покоились на двух мулах в богатой упряжи. А семь или восемь мужчин, сопровождавшие их процессию, были одеты в тоги из шелка, хотя и облитые вином. Такие носили при дворе Цезаря. Эти пьяные люди с венками на головах могли быть только знатного происхождения. Стража Менезия их конечно же знала, поэтому пропустила безропотно.