Дикари

Мож Роже

– Приступаем к публичному вскрытию и чтению завещания Лиция Менезия Скаптия! – прокричал он резким голосом. – Отойдите от двери: по закону она должна быть широко открыта, чтобы каждый желающий мог войти в нее!

Рабы поднажали и заставили посторониться тех, кто загораживал дверь. После того как шаровидные глаза Квириллия удостоверились, что все было соответствующим образом сделано, послышался монотонный голос клерка, которому было поручено чтение завещания.

– Я вскрываю печати и удостоверяю, что печати покойного Менезия, – объявил он, показывая присутствующим свернутый пергамент, плотно скрученный, с восковыми печатями на красных лентах. – Потом он опустил пергамент,

разрезал ленты своеобразным скальпелем с роговой ручкой, прочистил горло и приступил к чтению: – Я, Менезий, являющийся легатом XIII легиона, проживающий в своем городском доме по возвращении из похода против батавов, в XVI год царствования Цезаря Августа, находясь в здравом уме и памяти, назначаю данным завещанием единственной наследницей всего моего движимого и недвижимого имущества мою любимую супругу Порфирию Невию. Составлено в Риме...

Объявление даты составления завещания Менезием потонуло в шуме восклицаний присутствующих. Все знали, как Менезий был зол на свою жену с момента их затянувшегося бракоразводного процесса. Не было никаких сомнений, что это завещание было подложным или просто устаревшим, составленным кандидатом на должность трибуна задолго до развода с женой. Порфирия могла отравить своего мужа, пристроив во дворец слугами своих людей. Они могли заранее обнаружить подлинное завещание и подменить его.

Сама же она театрально рыдала, сидя на табурете. В ее адрес раздавались смешки и шутки, а нотариус Квириллий, приподнявшись на своих коротких ножках, изо всей силы молотил кулаком по пюпитру, призывая к тишине. Все это сопровождалось пронзительными криками писцов с обритыми черепами, которые тоже пытались заставить всех замолчать.

– Пусть те, кто хотят оспорить законность этого завещания и располагающие доказательствами, напишут письменное заявление и подадут его в течение семи дней! – выкрикнул наконец Квириллий. – Есть ли в зале те, кто хотел бы сделать это прямо сейчас?

Квириллий произнес эти слова, оглядывая обливающуюся потом публику перед ним. Сулла следил за взглядом нотариуса. Он увидел молодого человека с изможденным лицом; когда тот поднялся, все увидели на нем адвокатскую тогу, но эта тога была жалкой, вся заштопанная и с потертыми краями.

– Я представляю здесь Металлу, возницу, рабыню Лиция Менезия, она же управляющая школы гладиаторов «Желтые в зеленую полоску», – сказал человек убедительным тоном.

– Ха, адвокатишка без клиентуры хочет здесь попытать счастья, – прошептал Мерсенна, наклонившись к Сулле.

– Пиши! – приказал Квириллий одному из обритых рабов, со стилем в руке перед стопкой восковых дощечек. – Кто ты? – спросил нотариус у адвоката, который хотел с ходу включиться в дело возницы Металлы.

– Я – Гонорий, сын Кэдо... Принимая во внимание, что покойный Менезий неоднократно и перед свидетелями объявлял о завещании, по которому его рабыня Металла получала свободу после его смерти и наследовала школу гладиаторов «Желтые в зеленую полоску», и ввиду того, что покойный умер от яда, я утверждаю, что завещание, принесенное сюда законной женой Порфирией, явно противоречит воле покойного освободить гладиатрису Металлу, несомненно и то, что существует другое завещание, пока не обнаруженное, может быть уже и уничтоженное из корыстных побуждений... Поэтому от имени моей клиентки Металлы я прошу приостановить исполнение завещания, представленного Порфирией из рода Невиев, и провести всестороннее расследование и поиск подлинного завещания в целях установления истинного волеизъявления покойного...

Послышались аплодисменты. Квириллий, молотя по пюпитру кулаками, призывал к порядку. Адвокат

в поношенной тоге сел. Порфирия, зажав в одной руке мокрый платок, веер в другой, испепеляла его театральным взглядом. Послышался шум. Все повернули головы к двери. Показался человек, чей оливковый цвет лица и одежда с оригинальной вышивкой говорили о его финикийском происхождении. Он протискивался сквозь толпу у входа, чтобы предстать перед глазами нотариуса.

Этот человек с густыми черными вьющимися волосами поднял руку, в которой держал нечто похожее на деревянный цилиндрический ящик. Видя, что ему удалось таким образом привлечь внимание нотариуса Квириллия, он произнес с певучим карфагенским акцентом:

– Я – Халлиль, городской банкир и доверенное лицо Лиция Менезия. Я принес завещание, оставленное мне Менезием в октябре прошлого года в присутствии моего главного клерка, свободного человека, римского гражданина Алциния, который сопровождает меня...

Раздались восклицания, в которых слышалось одобрение. Зал явно выступал на стороне гладиатрисы Металлы против законной супруги. Та побледнела, встала со своего табурета.

– Он врет, как все карфагенцы! – закричала она. – У него фальшивка!

Два адвоката Порфирии вновь усадили ее и тихо уговаривали успокоиться. А Квириллий сделал карфагенцу знак подойти к пюпитрам. Нотариус открыл лакированную деревянную коробочку, разрезав ленты и разбив печати Менезия, достал свернутый по-египетски папирус, похожий на те, которыми пользовались во многих компаниях, занимающихся морским судоходством.

Все затаили дыхание. Наступил решающий момент. Два адвоката Порфирии продолжали тихо шушукаться со своей клиенткой, а Квириллий и его писцы сосредоточенно изучали со всех сторон свиток. Решалась судьба Металлы. Если бы она по завещанию перешла к Порфирии, ее бы ждала неминуемая смерть или самое унизительное положение, которое только могла изобрести для нее патрицианка, движимая чувством мести. Завещание, принесенное финикийцем, освобождало ее от этого.

– Зачитывается завещание Лиция Менезия, датируемое календами мая десятого года царствования Веспасиана, которого забрали к себе боги! – прокричал нотариус, который, чувствуя, что события принимают сенсационный оборот, решил сам огласить завещание. – Я, нижеподписавшийся Лиций Менезий, кандидат на должность трибуна, передаю своему доверенному лицу, банкиру Халлилю, проживающему в Городе на улице Амброзиниа, 11, это завещание, в соответствии с которым в случае моей внезапной и насильственной смерти объявляю галла Суллу, бывшего офицера Генерального штаба XII легиона, владельца имения во Вьеннском округе Трансальпийской Галлии, единственным и полновластным наследником всего моего состояния; также вручаю ему судьбу гладиатрисы Металлы, которую он волен или освободить, или обеспечить ей соответствующее положение; также обязую его раскрыть причины моей смерти и предъявить суду тех виновных, кем бы они не были. Написано в Александрии, на борту моего корабля...

Дальше уже никто не слушал нотариуса. Сулла ощутил на себе хитрый взгляд Мерсенны.

– Не ты ли это? – спросил «наставник».

– Именно я, – ответил галл.

Изгнанник покачал головой:

– Как против Менезия, и даже сильнее, весь Рим ополчится против тебя...

Глава 9

Галл во дворце

Сулла и его спутник спускались по лестнице вместе с остальными присутствовавшими при вскрытии завещания, которые и не подозревали, что наследник Менезия находится среди них. Многие были вольноотпущенниками или приходились клиентами умершему патрицию. Они оживленно, с шутками, обсуждали только что разыгранный перед ними спектакль.