Дикая энергия. Лана
Шрифт:
— Ну и куда? — спрашиваю я, едва ворочая огромным, как губка, языком.
Он не отвечает. Берется за решетку канализационного стока (руки у него в перчатках), рывком поднимает. Открывается путь вниз, я вижу железные скобы на вертикальной бетонной стенке.
— Туда, — говорит полицейский, переводя дыхание. — И очень быстро. Я уже должен вернуться.
Заглядываю в колодец. Оттуда несет сыростью. Неприветливое место.
— Почему я должна тебе доверять?
— Потому что ради тебя я рискую шкурой.
Странное дело, но эти
— Иди вниз, пока не попадешь в коллектор. Там стой и жди. Не сходи с места, ясно? Просто стой и жди. Там опасно.
Я вздыхаю.
— Стой и жди, — повторяет он в третий раз. — Ну, я пошел.
Я слышу, как отъезжает полицейский веломобиль. Потом потихонечку приподнимаю решетку. Это не так уж трудно. Даже сейчас я могу выбраться наружу, на улицу…
И дальше что? Римуса нет. Гнезда опустели. К кому в этом городе я могу обратиться — уж не к Игнату ли, бывшему соседу по комнате?!
А полицейские вокруг так и шастают…
Раздумываю еще немного. Потом, шаг за шагом, начинаю спускаться вниз.
Я все еще слаба, но и усилий здесь много не требуется. После железной лестницы, ведущей на вершину громоотвода, этот спуск под землю — сущая ерунда.
Мои ноги и руки выполняют привычную работу. Тусклый свет, пробивающийся сквозь решетку, не может ничего осветить — здесь почти полная тьма. Но и смотреть-то не на что. Волглые стенки. Звук моих подошв и тяжелое дыхание отражаются эхом и возвращаются снова. Получается затейливый, кружевной ритм.
Вспоминаю Хозяина Завода, как он поднимался вслед за мной по железной лестнице: «Когда устанешь, отдохни, я подожду». Что-то в последнее время я слишком часто его вспоминаю…
Оказываюсь на дне колодца, дальше ступенек нет. Оглядываюсь. Нос и уши говорят куда больше, чем глаза: слышу пустое пространство. Слева несет холодом и гнилью. Справа — теплом и плесенью. Где я? Чего мне ждать?
Еву нашли в коллекторе. Как она там оказалась?
Хочется немедленно подняться наверх и выбраться на поверхность, но я медлю. Если здесь жизнееды, тем лучше. Я расквитаюсь с ними и за Еву тоже. Пусть приходят.
Потом в коридоре справа мелькает свет. Ближе. Ближе. Человек старается ступать бесшумно, но я все равно его слышу. Шагах в десяти он останавливается. Луч фонаря заливает меня сверху донизу. Фонарик слабенький, не то что у погонщика. Обыкновенный суперэспандер.
— Ну? — раздраженно спрашиваю я. Если это жизнеед, его ждет большое удивление. И разочарование, пожалуй, тоже.
Человек с фонарем молчит. Я не могу разглядеть его лица.
— Ну? — повторяю я, делая шаг навстречу. В левой руке у него фонарь, в правой — оружие, я не могу разобрать, какое, и это плохо…
— Ты? — спрашивает он еле слышно, но эхо подхватывает его голос и начинает играть — от
— Ну, я.
— А это я, — говорит он и светит себе в лицо.
Они выжили.
Пока усиленный отряд полиции поднимался с тридцатого этажа на сто пятидесятый, все обитатели гнезда Перепелки успели переправиться на соседний небоскреб. Район башен был оцеплен, спасения не предвиделось и здесь, но хитроумный Мавр отыскал ход в подвал, а оттуда — в канализационную систему.
— А соседей накрыли, — рассказывала бледная, исхудавшая Перепелка. — Они похвалялись скинуть полицейских вниз со своего гнезда. Нескольких скинули, а потом их подожгли… Мы видели, как они разлетались: крылья горели, тросы лопались… Кто остался жив, полицейские забрали.
Я облизываю сухие губы.
Ребра у меня трещат от объятий. Рядом с Перепелкой сидят ее дети, они здорово выросли. Мальчик здоров, но немного прихрамывает. Здесь же Алекс (он сидит на педалях динамо-лампы), Лифтер, Лешка-барабанщик, еще кое-кто из давних знакомых. Все смотрят на меня, как на чудо.
— Вы так и живете — под землей?
Все молчат.
— Видишь ли, — с неохотой говорит Мавр, — после той истории… Во время энергошоу… Когда на экране появилась надпись неизвестно откуда…
— Завод существует, — прикрыв глаза, декламирует Перепелка. — Пожирает энергию людей. Не верьте энергоконтролерам, ловцам. Ищите СИНТ. Это я, Лана…
— Это я, — повторяю эхом. — Это… не неизвестно откуда. Это из рубки Хозяина Завода. Это он управляет энергетическим шоу. Это он решает, что будут смотреть синтетики.
В тесной подземной комнатке — тишина. Слышно, как бежит вода по стокам. Алекс перестает вертеть педали, и лампа медленно гаснет.
— Шизофрения, — говорит Алекс в полной темноте.
И тогда я начинаю рассказывать. Все подробно — с того самого момента, как я спустилась с башни, чтобы добыть лекарства для Перепелкиного сына.
По мере того, как я рассказываю, Алекс налегает на педали — сперва понемногу, потом все сильнее и сильнее. Динамо-лампа разгорается так ярко, что я вижу складку на лбу Перепелки. Вижу потрясенные глаза мальчика и девочки. Вижу седину на висках Алекса и черные ногти Лифтера. Вижу известковые потеки на потолке, вижу рисунки углем на стенке напротив…
Я рассказываю о людях-волках, о поселке трех родов, о Царь-матери, о Головаче. Только о Яром не говорю ничего. Рассказываю о поединке с Царь-матерью, о том, как, умирая, она дала мне имя…
— Лана?! — произносят одновременно несколько голосов.
— Что? — спрашиваю я.
— Рассказывай, — хрипло говорит Мавр.
Я рассказываю о плесе Молний, о приходе весны, об обряде имяположения, о развилке в будущем и о своем решении. Все слушают. Алекс налегает на педали. Когда я дохожу до атаки на Завод, лампочка, накалившаяся до белого блеска, вдруг лопается и разлетается стеклянными осколками.