Дикая одержимость
Шрифт:
Я скриплю зубами на словах. Я ничего не боюсь, но ждать ее ответа страшно.
— Наверное, в некотором роде, — она вздыхает, когда мое сердце ноет. Мысль о том, что кто-то другой мог прикоснуться к ней… — Но не моим телом, — быстро добавляет она, ее щеки краснеют. — Вообще-то я никогда… Не то чтобы тебе это нужно знать. Я даже не знаю, зачем я тебе все это рассказываю. СМИ, верно?
Моя голова кружится. Сострадание борется с желанием требовать то, что принадлежит мне. Мне нужно знать, что она имеет в виду. Мне нужно знать, есть ли еще какой-нибудь ублюдок, которого
— Что такое СМИ? — спрашиваю я в изумлении.
— Слишком много информации. Типа… я говорю тебе то, что тебе знать не обязательно.
Я качаю головой на рычание.
— Не СМИ. Мне нужно знать. Тебя когда-нибудь трогали? Кто-нибудь когда-нибудь… — рычу я, чувствуя, как напрягается все мое тело.
— Трогали? Я не… о Боже, — выдыхает Гейл, когда я наклоняюсь вперед, позволяя своей твердости прижаться к ее призу. Клянусь, я чувствую жар, исходящий от ее входа. Первобытная потребность почувствовать больше охватывает меня, пока я изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на ее ответе.
— Трогали? — бормочу я, и она качает головой.
— Н-нет. Никогда. Я имею в виду, у меня был парень. Не совсем парень…
— Кто он? Скажи мне прямо сейчас, — требую я, обдумывая возможности. Выгнать его из страны или просто убить сразу? Либо это хорошая возможность насытить моего внутреннего зверя.
Она хихикает, когда румянец заливает переносицу.
— Нам было по восемь. Сейчас он живет в Нью-Йорке со своим мужем, который вроде как модельер.
Его муж. Господи, эта девушка чуть не заставила меня бежать, чтобы разорвать кого-то на части.
— Никто другой? — спрашиваю я.
— Не-а. Не то чтобы это твое… — она кричит, сжимаясь, когда внезапная вспышка молнии освещает комнату, и я инстинктивно крепче обнимаю ее. — Это буря, которую нам обещали, — говорит она шепотом, и дрожь в ее голосе заставляет меня прижать ее крепче.
— Ты не любишь бури?
Она качает головой.
— Прячусь под одеялом. Обычно не в чьих-то руках…
Низкий рык грома, сопровождающий молнию, заставляет ее снова визжать, когда она прижимается ко мне. Я не могу отрицать, что это приятно, но я также знаю, что промок до нитки после бега сюда. Я отступаю назад, вытягивая руки из толстовки, и позволяю ей упасть мокрой кучей. Гейл пристально смотрит на меня, и на мгновение мне кажется, что она забывает о грозе.
— Хорошие татуировки. Мне нравится… орел, — она облизывает губы, глядя на мою грудь, татуировка моего армейского полка времен Второй мировой войны теперь выцветает до тускло-зеленого цвета под густым нагрудным мехом. — А что насчет их? — говорит она, глядя на мои джинсы. — Ты заболеешь…
Она говорит мне, что хочет, чтобы я разделся?
Потому что я едва сдерживаюсь, чтобы не взять ее. Интуитивная реакция спарится, угрожает завладеть мной, особенно если учесть, что девушка, которую я хотел,
Гейл подпрыгивает, когда еще одна вспышка отбрасывает тени по всему магазину. Я опускаюсь перед ней на колени, кладу руки ей на ноги.
— Что ты делаешь?
— Тебе больше не нужно ничего бояться, monfemme. Я здесь и буду охранять тебя, — я раздвинул ей ноги, тяжелая ткань ее платья упала, чтобы прикрыть ее, но не полностью скрыла подвязки, удерживающие ее чулки на месте. Черт возьми. Настоящие чулки. Я даже не знал, что женщины до сих пор их носят. Это знак того, что это суждено. — Сегодня вечером, детка, ты насладишься этой бурей.
Я оттягиваю ее платье, и мне кажется, что это мой день рождения. Лучше, чем мой день рождения. Проведя руками вверх по ее ногам, я наслаждаюсь видом подвязок на ее молочно-белой коже, поддерживающих ее чулки. Я знал, что Гейл прекрасна, когда увидел ее на свадьбе, но этот вид прямо здесь, знание того, что она женщина, с которой я играл, в которую влюблялся, делает ее достаточно сексуальной, чтобы отогнать любые мысли. Я работаю над первобытной потребностью только поглотить ее, ее запах, отметить ее как свою.
«Не переходи эту черту, Лобо».
Глубокий рык вырывается из моей груди, когда я обнажаю ее кружевные трусики под платьем, едва прикрывающие ее лоно. Я чувствую ее возбуждение, и мне становится все труднее и труднее заставить себя замедлиться.
Я попробую ее на вкус.
Этого должно быть достаточно. Пока, во всяком случае.
Ее губы приоткрыты, когда ее язык скользит по нижней губе, и по легкой дрожи в ее ногах я понимаю, что она нервничает. Больше об этом моменте, чем о грохоте бури снаружи. Я думал об этом слишком много раз, чтобы сосчитать, с тех пор как мы встретились в Интернете, и то, что она передо мной, кажется сюрреалистичным.
Потянувшись вперед, я оттягиваю ее трусики в сторону, осматривая открывшуюся передо мной картину. Ее руки, схватившиеся за стол позади нее, с раздвинутыми для меня ногами — именно там, где ей нужно быть. Я наклоняюсь вперед, проводя языком по ее клитору, заставляя ее дернуться от неожиданности.
Я слишком нетерпелив? Она наслаждается этим. Я не думаю, что смогу сделать это еще медленнее.
Я стону, когда мое дыхание щекочет ее кожу, прежде чем погрузить язык в ее влагу. Я чувствую зверя внутри себя, пытающегося лишить меня контроля, пока он не захватит и не опустошит ее.
Потребует ее. Навсегда она будет моей, но сегодня все будет не так. Мне нужно двигаться медленно.
Мягкое мяуканье, слетающее с ее губ, когда ее аромат расцветает на моем языке, просто ошеломляет. Она больше не реагирует на гром снаружи, а реагирует на каждое движение моего языка. Я ускоряю темп, продвигая свой язык глубже в нее, желая оказаться внутри нее, когда ее ноги сближаются с моими плечами.
Даже сквозь стук дождя я слышу, как бьется ее сердце, когда оно начинает совпадать с моим.