Дикая одержимость
Шрифт:
— Ты не идиотка. Никогда не говори так. Этот Эгон подверг тебя опасности?
Лобо рычит, притягивая меня ближе, заставляя меня немного сопротивляться, потому что мне трудно дышать.
— Слишком тесно. Господи, ты же знаешь, я не кукла.
— Для меня да.
Я краснею, когда он ослабляет хватку. Трудно забыть, какой он массивный.
— Это была не вина Тощего парня. Ну, отчасти, но… он казался милым. Наивный, как я. Я не должна была отдавать ему посылку, что-то было не так в его поведении, но не похоже, что они дали мне пароль для проверки.
Лобо
— Хорошо. Надеюсь, это конец. Эта банда знает, что я сейчас здесь, они дважды подумают, прежде чем связываться со мной.
— Что имел в виду Золотой зуб, когда сказал, что знает, кто ты? Он сказал, что, а не кто.
Какое-то время Лобо ничего не говорит, и я думаю, не спросила ли я что-то, чего не должна была. Может быть, он грабитель банков или киллер. Что-то, что он не хочет, чтобы я знала. Я пытаюсь представить, если бы он сказал что-то подобное, меня бы это обеспокоило? Честный ответ? Нет, не бобеспокоило. Я знаю, что Лобо не причинил бы мне вреда или никому, кто мне небезразличен. Это все, что имеет значение.
— Я волвен, — произносит он. — Знаешь ли ты, что это значит?
Я качаю головой.
— Звучит как название банды. Ты в банде?
Лобо смеется.
— Нет. Я в Пакте Мы все волвены. Каллэн сказал мне, что ты однажды разговаривала с Роарком, это правда?
— Ага. Он сказал мне, что ему пару сотен лет, — саркастически говорю я, поднимая голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
Странно лежать здесь, в крепких объятиях одного из членов Пакта. Я до сих пор волнуюсь, говоря об этом, даже несмотря на то, что много лет назад защитила диссертацию.
Его серебристо-серые глаза встречаются с моими с абсолютной серьезностью.
— Так и есть. На самом деле старше. Волвены живут дольше людей. Нормально, во всяком случае. Когда мы спариваемся с человеком… — он останавливается и качает головой. — СМИ, верно? — он говорит. Аббревиатура кажется чужеродной в его устах и почти заставляет меня смеяться.
Я наблюдаю за его лицом в поисках признаков того, что он дразнит. Нет ничего. И я верю ему, каждой клеточкой своего существа, что это имеет смысл.
— У тебя были клыки. И когти.
Он кивает.
— Да. Это тебя пугает?
— Нет. Я имею в виду, я знаю, что должны бы. Но с тобой я чувствую себя в безопасности.
— Ты в безопасности, — говорит Лобо. — Я бы никогда не позволил, чтобы с тобой что-нибудь случилось, monfemme.
Monfemme. Он уже дал мне прозвище?
Бабочки начинают порхать у меня в животе, как они делали каждый раз, когда сообщение от него звучало на моем компьютере. Или когда я увидела его в шикарном костюме, в котором он был на свадьбе.
— Ты продолжаешь это говорить. Monfemme. Что это значит? Французский, да? Моя девочка, что-то в этом роде?
Он улыбается, как будто у
— Что-то в этом роде, да. Один французский боец Сопротивления, которого я знал, говорил это. Хороший человек, один из самых крутых, которых я когда-либо встречал.
— Французское сопротивление… подожди, сколько тебе лет?
— Я родился в 1919 году.
Мое сердце замирает. Я лежу рядом со столетним мужчиной, а ему на вид лет сорок. Вещи, которые он, должно быть, видел в то время. Вещи, которые видел Роарк, и я отвергла их как какую-то странную фантазию, которой была одержима для своей диссертации.
— Мне только двадцать два. Ты совратитель малолетних.
Он жил в ту эпоху, когда мой стиль еще не считался винтажным.
Я ухмыляюсь, когда его глубокий, раскатистый смех пронизывает каждый сантиметр моего тела, проникая в самое сердце. Это заставляет меня думать о его волшебном языке, об удовольствии от его пальцев между моих ног, об абсолютном монстроозном члене, который он прятал под своими джинсами.
Я снова отвлекаюсь.
Я слегка качаю головой. Слишком много вопросов, чтобы зацикливаться на грязных мыслях.
— Думаю, Холли знает о вас, ребята. Что вы, я имею в виду? Я предполагаю, что Варгр так же стар, как Роарк, поскольку Роарк так сказал.
— Да, он один из старейших среди нас.
Я фыркаю, прищурив глаза.
— Это будет интересный разговор, когда мы с Холли в следующий раз встретимся за чашкой кофе. Она все это знала и скрывала от меня даже после того, как я поделилась с ней всем, что знала о вас, ребята? Ей нужно кое-что объяснить.
— Не будь с ней слишком сурова, — говорит Лобо. — Нам нравится держать в секрете то, чем мы являемся. Она это знает. Это то, с чем тебе тоже придется смириться.
— Но я ее лучшая подруга.
Он снова смеется.
— Итак, какие планы на сегодня?
Жар в его глазах говорит мне, что его разум движется туда же, куда и мой.
— Ты гость, что ты хочешь сделать?
— Не-а. Тебе решать, monfemme. Мы будем делать все, что захочешь. Что бы ты обычно делала в субботу?
— Я кое-что хотела сделать, но… ты подумаешь, что я странная.
— Я сказал тебе, что я волвен, и ты восприняла это как должное. Думаешь, ты можешь сказать что-нибудь, что превзойдет это по шкале странностей?
Я смеюсь, зная, что он прав. Едва ли кажется реальным, что он тот, за кого себя выдает. Как будто я попала в другой мир, который полон под поверхностью того, что я знала. И я теперь часть этого. И я не могу рассказать об этом людям? Очевидно, он понятия не имеет, как плохо я умею хранить секреты.
— Я собиралась изучить заброшенную больницу Святой Сесилии. Ты знаешь, где это?
— Конечно да. Она не была заброшена, когда я впервые приехал сюда в поисках таких же, как я. Но почему ты хочешь туда? Она наполнена…