Дикая орда
Шрифт:
Шум падающей воды привлек его внимание. Вода падала из облепленного ракушками кувшина, который держала девочка-богиня, в мраморный бассейн. Он наскоро смыл сажу с липа и рук.
Теперь он мог передвигаться более открыто. Он не боялся привлечь к себе внимание. Город был переполнен людьми, многие из них были иноземцами-караванщикам и, а уж на гирканийца Конан мало походил. Задолго до рассвета он почти уже достиг княжеского дворца.
Его остановил призывный шум, доносившийся из таверны. Он вошел в низкую дверцу, раздвинул шелковую завесу и оказался в небольшой комнате. Посетители были по
Служанка поставил на стол перед ним тарелку с хлебом, плодами и сыром, и еще он заказал чашу вина. Он заметил, что голода здесь пока что не ощущается. На вертеле жарилось мясо – но после всего предыдущего это уже не удивляло. При осаде лучше главное – сохранить до конца зерно и фураж для скота. Свежие фрукты, зелень, оливы – это уж как получится. Под конец остается разве что сыр, сухие бобы, горох, ячмень – если, конечно, все это не сожрут крысы. Судя по всему, Согария еще далека от того, чтобы сдаваться на милость победителя! Город выдержит осаду еще не одну неделю. Может, конечно, у этой роскоши есть и другое объяснение… Ну, на то он и здесь, чтобы разобраться в этом!
Вошло несколько вооруженных молодых людей; их простая одежда плохо шла к этому богато обставленному месту. Они окинули взглядом таверну, ища свободные места, и с подозрением взглянули на Конана. Без спросу сев за его стол, они жестом подозвали служанку.
Один из них обратился к киммерийцу:
– Ты на вид парень здоровый. Почему не воюешь, не защищаешь город, а?
Конан решил прикинуться простачком:
– Я нездешний. Плохо знаю по-вашему.
– Гнать вас всех надо! – сказал другой молодой человек. – Сидите в нашем городе, хлеб едите, а как воевать – так нет.
– Оставь-ка посетителя в покое, – перебила его служанка. – Знаешь, в чем разница между ним и тобой? Он за себя платит, а вас, дармоедов, велено кормить бесплатно, пока вы носите форменную одежду с цветами города.
– Ну и правильно, – ответил юный герой, – мы, понимаешь, жизнью рискуем, защищая вас, слабосильных. Принеси-ка нам лучшей жратвы и лучшего вина)
– Еды – пожалуйста, а за вино платите. Князь хочет, чтобы у вас были силенки для боя, а не чтобы вы нажирались как свиньи. Платите или пейте воду.
– Воду! – закричал парень с обвислыми каштановыми усами. В голосе его было выражение неподдельного ужаса. – Я слышал, что осада – это настоящий ад, но чтобы такое…
Конан протянул им кувшин.
– Я угощаю, – сказал он.
В то же мгновение молодые воины стали его лучшими друзьями.
– Я всегда говорил: хорошее это дело – привечать в нашем городе иноземных гостей! – произнес усатый.
Они налили себе вина, и все сошлись, что иноземец – парень что надо. Конан понимал, что дружелюбие это кончится вместе с вином. Они болтали между собой, особенно не обращая на него внимания: ведь он чужестранец, какое ему дело до местных новостей?
– Слышал, что говорят? – спросил один. – Тот парень, что напоил
– Я всегда от него ожидал чего-нибудь этакого, – ответил другой. Хвалился, хвалился, стишки писал про войну и подвиги, а как представился случай показать себя в деле – сразу же дал ноги.
– Да нет, едва ли он струсил, – сказал усатый. – Дурак – это да. А трус – нет, он не из таких. Он небось выдумал невесть что – пробраться в самое логово к этим гирканийцам и своими руками прикончить их царя, например.
– Да уж, – сказал другой. – Пуститься в одиночку через вражеские посты – это на трусость не похоже. При всем своем хвастовстве, при всех своих жутких виршах Мансур – лучший во всем городе боец на мечах, это надо признать.
– Какая разница! – отозвался первый. – Трус он или герой, сгинул-то он наверняка, дурачок несчастный.
Конан припомнил следы от копыт в соломенных чехлах и раны от мастерских ударов мечом на телах убитых гирканийских воинов.
– Повод выпить, – сказал один из согарийцев. – Помянем павшего товарища! Есть еще что-нибудь в кувшине?
Другой опустил усы а кувшин:
– Пуст, как голова бедняги Мансура. Эй, чужестранец… Но когда он поднял глаза, Конана как не бывало.
Он пробирался дальше – ко дворцу. Сейчас народ начнет просыпаться; можно будет невзначай услышать кое-что интересное. Осада только началась, люди еще возбуждены и болтливы. Им еще предстоит научиться терпеливо сносить унылую бесконечность долгих осадных дней.
Он пересек общественный сад, полный жалких беженцев, разбивших здесь свои шатры и палатки. Да, прав был Рустуф. Если осада протянется долго, ничего хорошего этих людей не ждет. Скоро они пожалеют, что не остались у себя в деревнях.
Опытным взором Конан окинул невысокую дворцовую стену. На первый взгляд – вскарабкаться нетрудно. Камни большие, круглые, неровно отесанные, поросшие плющом. Наверху он не заметил стражи. Понятно: большая часть стражников защищает городские стены и вернется ко дворцу, только если враг войдет в город.
В плане дворец был асимметричен. За столетия достраивалось великое множество новых крыльев и пристроек, поэтому в здании было предостаточно углов и выступов. Смешавшись с толпой, он подошел поближе в поисках нужной щели, за которую можно зацепиться. Наконец он снял сандалии и повесил их себе на шею.
Быстрый, как ящерица, Конан вскарабкался на стену. Через несколько мгновений он был наверху и, лежа на животе, глядел вниз. Его зоркие глаза в тонкий слух не упустили бы ни стражников, ни прогуливающихся придворных, ни любовников, ищущих уединения. Но все было тихо. Он пополз вдоль стены, ища ту часть этого беспорядочного сооружения, где глава города ныне распоряжается его обороной.
Он миновал комнаты слуг, казармы дворцовой охраны, источавшее благоухание помещение гарема. В восточном крыле он набрел на сооружение с толстыми стенами и высокими, узкими окнами, спасающими от жары, что неистовствовала в окружающей город полупустыне. В этом здании горел свет. В кровле было отверстие – световое и для стока дождевой воды. Конан заглянул туда: под ним была зала Совета, и как раз сейчас там шло заседание.