Дикая орда
Шрифт:
Она поспешила прочь от этих жутких стражей и подошла к кургану, который они охраняли, месту последнего успокоения Учи-Кагана прежних поколений. И тут она услышала шум туранского войска. Повсюду горели костры – жгли степные кустики и кизяки, собранные на окрестной равнине. Она слышала – Джеку говорил в своей ставке, что эти туранцы могут выжечь все пригодное топливо в округе за несколько дней.
Она обошла туранский лагерь, послушала их грубые песни… По пути она наткнулась на что-то валяющееся на земле и увидела, что это труп. На мертвеце была туранская одежда, и в боку его была глубокая рана.
Она пыталась разобраться – где же в этом лагере командиры? Может, ей удастся услышать что-то полезное. Она не очень-то верила в магические силы Хондемира и надеялась добыть свидетельства, что все эти силы – обман. Тогда ей, может быть, удастся уговорить Джеку прервать это безумное путешествие и вернуться в город.
Она нашла наконец богато украшенный шатер поодаль от остальных. Она нашла святилище Митры – латунную чашу, в которой дымилось какое-то смолистое вещество. Рядом горел костер, и вокруг него сидело несколько человек. Все туранцы, но, судя по одежде и обхождению, высокородные, не похожие на неотесанных силачей. Но и у них во взгляде и в манерах была резкость, необычная для изнеженной знати. Ведь эти люди были изгнанниками, хлебнувшими лиха.
– Еще недолго, друзья мои, – сказал один. Ишкала узнала в нем Буламба, военачальника, который приветствовал Хондемира, когда две колонны встретились. – Скоро кончатся тяжкие годы изгнания и мы вновь станем вождями, как нам подобает.
– Завидую твоей вере в колдовство, – ответил другой туранец. Борода его была выкрашена в малиновый цвет – отличительный признак поклонника Митры из северного Турана.
– А ты не веришь, Румал? – спросил его Буламб.
– Я верю в Господа Митру и в мое право быть властителем в Султанапаре. Колдун показал уже свою силу, когда поднял восстание против узурпатора Ездигерда. – При упоминании ненавистного имени все сплюнули. – Тогда, два года назад, нас разбили и мы бежали кто куда. Я иду за ним, потому что у нас нет другого претендента на престол, но слепо верить в него я не обязан.
– Ты мог бы быть потверже духом, – возразил Буламб. – Два года назад мы вынуждены были действовать, не подготовившись как следует. Перебежчики предали нас, и чары Хондемира не успели подействовать. Колдовство требует времени больше, чем военная кампания. Да вот кстати, разве не его чары спасли нас тогда от царского войска? Кто будет со мной спорить?
– Это правда, – сказал седой человек в дорогих доспехах. – Они бы накрыли нас между Джебайльскими горами и Озером Слез, если бы могучий волшебный дух не пронесся над их спящим войском. Ни один человек не смог встать на ноги утром, и две тысячи воинов умерли за десять дней. Это была жестокая магия, но именно она позволила нам уйти от погани.
– И с тех пор жить, как голодные бродяги, – буркнул краснобородый Румал.
– Это скоро кончится, – пообещал Буламб. – Здесь, в краю призраков и могущественных духов, наш господин сделал то, чего не устраивал ни один маг уже тысячи лет. С помощью этих чар мы получим подкрепление, о котором можно только мечтать, и с победой войдем в Аграпур! – Его черные глаза наполнились почти безумной, фанатической верой. –
Тирада Буламба вызвала всеобщее оживление, и даже те из туранцев, кто, казалось, совсем пал духом, несколько воспряли. Раб поднес каждому туранского вина в украшенных жемчугом чашах.
Пока они вели между собой речи, полные алчности и жажды мести, Ишкала ускользнула.
Вот теперь у нее есть что сказать капитану Джеку! Каким-то образом она не до конца понимала, как именно, – Хондемир собирается вернуть себе туранский престол. Какое это имеет отношение к осаде Согарии, она понять не могла, но одно она знала точно – в планы ее отца вовсе не входит ссориться с царем Ездигердом. Безумные планы Хондемира надо разрушить.
– Куда направляешься, милашка?
Ее сердце ушло в пятки: кто-то грубо схватил ее за руку. Она обернулась: это был уродливый, осповатый туранец. От него несло вином. Она потянулась, чтобы откинуть покрывало, и туранец плотоядно улыбнулся. А когда он увидел ее красоту, его косые глазенки округлились.
– Ну и ну! Я-то думал – кто-то шпионит у нас в лагере, я и поймаю, отличусь… А тут – такая добыча!
Он поволок ее к костру. На нее уставились десятки пьяных глаз, полных вожделения.
– Глядите, ребята, – сказал схвативший ее туранец, – чем я, Хазбал, поживился!
Он сорвал с нее темное покрывало, выставив на всеобщее обозрение ее побледневшие от страха прелести. На ней осталась лишь короткая рубашка из бледного полотна, в которой она спала.
– А ну отпустите меня, вы, туранские свиньи, – закричала она. – Я княжна Ишкала, и Красные Орлы от вас места мокрого не оставят…
Туранец захохотал, обнажив редкие гнилые зубы. Остальные подхватили его смех.
– Княжна, говоришь? Думаешь, для нас это много значит? Да плевали мы на то, кто твой папаша Княжна так княжна, и с княжной позабавимся. Семь бед один ответ!
Он вцепился в ее рубашку и разорвал ее от шеи до талии.
– А не жирно ли для такого, как ты, Хазбал? – спросил толстый бритоголовый туранец, поднимаясь на ноги. Пояс этого человека был перехвачен богатым кушаком, лицо и мускулистый торс изборождены шрамами. – Я беру ее себе, по праву командира.
– Вот как, Камчак? – оскалился Хазбал. – Думаешь, если я воюю в твоем отряде, ты и добычу мою можешь отнимать? Ладно, бери девчонку, но только после того, как я сам позабавлюсь.
Бритоголовый побагровел:
– Вздумал спорить со мной, ты, червяк? Да я тебя в порошок сотру!
Хазбал толкнул Ишкалу в толпу ухмыляющихся разбойников. В мгновение ока ее запястья и лодыжки стянули веревками.
– Попридержите свои сучки, пока я не разберусь с этим ублюдком! крикнул им Хазбал, доставая из ножей заточенный обоюдоострый кинжал.
– Да уж, потанцуем-ка на пару, дружок, – ответил Камчак. – После таких упражнений еще приятнее будет заняться кое-чем повеселее. – Он достал точно такой же кинжал и ринулся на Хазбала, подпрыгивая на своих толстых голых ногах.