Дикая роза

Доннелли Дженнифер

– Да и нет, – ответил Шейми. – В общем, там будет видно.

– Какой странный ответ, – сказал Лоуренс.

Шейми признался, что так оно и есть.

– Эрнест Шеклтон снова собирается в Антарктику. Я очень хочу отправиться вместе с ним. Но у меня есть не менее веская причина остаться в Лондоне.

– Ты серьезно? – оживилась Эдди. – И как же ее зовут?

Ехидный вопрос Эдди остался без ответа.

– Клементс Маркем предложил мне должность в Королевском географическом обществе. Не далее как вчера. Хочет, чтобы я активизировал работу по сбору средств на новые экспедиции. У меня

появится кабинет с красивой медной табличкой на двери и жалованье. По мнению Маркема, я буду просто дураком, если откажусь.

– Он прав, – сказал Альби. – Точно будешь. Ты уже несколько староват для приключений в духе журнала для мальчиков.

– Спасибо, Альб, что напомнил об этом.

Слова Альби повергли Шейми и Лоуренса в меланхолию. Наверное, Том примеряет эти слова к себе и думает, что тоже староват для своих странствий по пустыне, подумал Шейми. А может, он, как и я, потерял кого-то, и это заставляет его колесить по миру. Может, и он надеется, что стоит забраться подальше, туда, где слишком жарко или невыносимо холодно, где полно опасностей, где голод и болезни… и он забудет эту женщину. Никогда он ее не забудет, но он не оставляет попыток.

Тягостное молчание продолжалось, пока Лоуренс не спросил:

– А чем занимаетесь вы, мистер Олден?

– Я физик, – ответил Альби. – Преподаю в Кембридже.

– Он пишет совершенно жуткие и непонятные формулы и уравнения, – вмешалась Эдди. – Покрывает ими всю доску в своем домашнем кабинете, где просиживает дни напролет. Университет предоставил ему творческий отпуск. Можно было бы и отдохнуть. Вместо этого он работает и работает. Относится к себе совершенно варварски.

– Тетя Эдди… – смущенно улыбаясь, запротестовал Альби.

– Альби, я говорю правду. Ты совсем не отдыхаешь. Питаешься кое-как. Не выходишь прогуляться. Ты выглядишь не лучше, чем старые застиранные панталоны. Тебе нужно по-настоящему отдохнуть. Не возражай. Да, ты ведущий английский ученый в какой-то очень специфической области. Но скажи, дорогой, неужели Англия не выдержит, если ты месяц-другой отдохнешь от того, чем нынче занимаешься?

– Да, тетя Эдди. Англия не выдержит, – ответил Альби.

Он по-прежнему улыбался, но в голосе появилось раздражение, а взгляд сделался мрачным. Шейми с удивлением смотрел на своего давнего друга. Речь Альби всегда была учтивой и сдержанной.

Раздражение ушло так же быстро, как и появилось. Голос Альби снова стал ровным. Никто и не заметил этой мимолетной перемены. Может, мне только почудилось? – подумал Шейми. Он решил на этой же неделе вытащить Альби из кабинета на прогулку по окрестным болотам, как бы тот ни сопротивлялся.

Уступая напору тети, Альби немного рассказал о своей работе и о том, что волнует физиков всего мира. Ходили слухи, что Альберт Эйнштейн вскоре представит ученому миру десять формул по теории поля, подкрепляющих новую общую теорию относительности. Альби стал объяснять смысл геодезических уравнений, когда на пороге появился дворецкий:

– Прошу прощения, мэм, но обед уже подан.

– Слава Богу! – обрадовалась Эдди. – А то у меня голова идет кругом!

Ее гости встали и вслед за хозяйкой проследовали по коридору, ведущему из гостиной в столовую.

У дверей столовой

Лоуренс вдруг остановился и коснулся руки Шейми.

– Пусть Клементс Маркем думает что угодно, – тихо, но с чувством произнес Том. – Приезжайте ко мне, мистер Финнеган. Вы совсем не староваты для приключений. Такого попросту не может быть, в противном случае и я тоже староват. Будь это правдой, я бы не знал, как жить дальше, и, честно говоря, не хотел бы знать. Вам понятно это чувство?

– Да, мистер Лоуренс, – кивнул Шейми. – Очень даже понятно.

– Тогда приезжайте. Прожарьте ваши холодные кости в горячем песке Аравийской пустыни.

– Шейми, Том прав, – сказала Эдди, стоявшая в дверях столовой и слышавшая их разговор. – Пошли Маркема подальше и Шеклтона вместе с ним. Отправляйся в пустыню. Погреешь косточки на аравийском солнце. Глядишь, и твое сердце растает, – с улыбкой добавила она.

Глава 6

– Четыре пенса, мистер. Не пожалеете, – сказала девица в красной шали, соблазнительно улыбаясь, вернее, пытаясь соблазнительно улыбаться.

Макс фон Брандт покачал головой. Холод вынуждал его идти ссутулившись, опустив голову.

– Ну тогда два. Клянусь вам, я чистая! В этом деле всего неделю.

Фальшивая бравада исчезла. Теперь в ее голосе звучало отчаяние.

Макс посмотрел на нее. Никак не больше четырнадцати. Ребенок еще. Тощая, дрожащая.

– Иди домой, – сказал он, бросив девице шестипенсовик.

Та посмотрела на монету, затем на него:

– Да благословит вас Бог, мистер. Вы хороший человек. Честное слово!

Макс усмехнулся. Едва ли, подумал он, открывая дверь «Баркентины» и надеясь, что малолетняя шлюха не видела его лица, а если и видела, то не запомнила. Паб «Баркентина», находившийся на северном берегу Темзы, в Лаймхаусе, был воровским притоном. Время от времени Максу фон Брандту приходилось туда наведываться, и он принимал все меры предосторожности, чтобы его не увидели.

Он тщательно следил за своим обликом. Стараясь не выделяться, Макс надел мешковатую рабочую одежду, три дня не брился, а светлые, с серебристым отливом, волосы спрятал под кепкой. Труднее было скрыть высокий рост, загорелую кожу и ноги, не искривленные рахитом. Все это свидетельствовало о хорошем питании и обилии свежего воздуха. Подобное в Ист-Энде присутствовало в мизерных количествах или вообще отсутствовало.

Оказавшись в пабе, Макс подошел к стойке.

– Мне нужно повидаться с Билли Мэдденом, – сказал он бармену.

– Нет у нас таких, – ответил бармен, даже не удосужившись оторвать взгляд от газетной полосы с результатами скачек.

Макс огляделся по сторонам. У него имелась фотография Мэддена, а потому он знал, как тот выглядит. Знал он и кем был Мэдден – вором, владевшим лодочной мастерской. Это и заставило Макса искать встречи с Билли. Макс всматривался в лица посетителей. У многих были шрамы. Кто-то не обращал на него внимания, другие, наоборот, рассматривали с вызывающей наглостью. Возле окна сидела женщина: совсем молодая, светловолосая и хорошенькая, невзирая на потускневшие следы царапин на лице. Наконец в дальнем конце он заметил Мэддена, игравшего в солитер, и направился туда.