Дикая роза

Доннелли Дженнифер

Шейми смотрел на Дженни, на ее прекрасное лицо, повернутое к нему, на слезы в глазах и улыбающиеся губы. Славная женщина. Такая нежная и добрая. Вечно беспокоится о других, забывая о себе. Сердце Шейми, переполненное эмоциями, сжалось. Его нынешние чувства не совпадали с прежними – с неукротимым влечением, какое он испытывал к Уилле, но и это тоже была любовь. Чем еще это может быть?

Захваченный чувствами, Шейми поставил корзину на землю, опустился рядом с Дженни и поцеловал ее. Ее губы были сладкими и податливыми. Он был готов целовать их снова и снова, однако начался дождь. Темные

тучи, замеченные еще на реке, теперь висели у них над головой. Еще немного – и этот дождь превратится в настоящий ливень.

– Надо спешить, – сказал Шейми, подхватывая с земли корзинку и парусину. – Придется бежать.

Они побежали по полю. Дженни придерживала норовившую слететь шляпу. Едва они достигли амбара, как хлынул дождь. Их пристанище было невелико. Из четырех стен уцелели только три, но сохранившаяся часть крыши давала укрытие от дождя.

– Бедняга-амбар. Столько лет стоит бесхозным и разрушается, – сказала Дженни, расстилая на земляном полу парусину. – Шейми, пододвинь ко мне корзинку. Я сейчас накрою наш импровизированный стол… Ой!

Шейми было не до ланча и не до корзинки. Обняв Дженни, он снова ее поцеловал. Ему хотелось вновь ощутить то, что он чувствовал несколько минут назад. Хотелось сохранить вспыхнувшие чувства и знать, что это любовь. Очень хотелось.

Дженни ответила на его поцелуй. Сначала робко, затем более страстно. Потом легла на парусину, увлекая Шейми за собой.

– Шейми, я хочу заняться с тобой любовью, – прошептала она.

Такого он никак не ожидал.

– Дженни, я…

– Ш-ш-ш, – прошептала она, снимая с него куртку. – Я тебя хочу.

Дженни расстегнула и сбросила блузку. Сквозь камисоль просматривались ее полные, круглые груди. Раньше, чем он успел подумать, Шейми расстегнул камисоль и принялся снимать с Дженни юбку. Дженни была прекрасна, и он ее хотел. Отчаянно хотел.

Расстелив поверх парусины куртку, Шейми уложил на нее Дженни и стал целовать. Его губы двигались по ее шее, грудям, ниже, к животу. Потом он увидел длинный зубчатый шрам, тянущийся от грудной клетки, по животу, к бедру.

– Боже мой, Дженни… откуда это у тебя?

Он слышал, как она шумно вдохнула и выдохнула.

– Несчастный случай. Давно, в детстве. Меня сбила карета.

– Тебя поместили в больницу?

– На полгода. Самого происшествия я не помню. Мне тогда было девять. А вот выздоровление помню.

– Бедная моя девочка, – произнес Шейми, ведя пальцами по изгибам шрама.

– Не смотри на него. Пожалуйста. – Дженни остановила его руку. – Он такой уродливый.

Шейми поцеловал ее руку:

– У тебя, Дженни Уилкотт, нет ничего уродливого. Ты красива везде. Боже, до чего ты красива!

Шейми потонул в сладостной мягкости ее тела, в глубине ее чудесных глаз. В ее запахе и вкусе. В звуке голоса, шепчущего его имя.

Все произошло слишком быстро. Шейми не рассчитывал, что так случится, но поделать ничего не смог.

– Прости, – с виноватой улыбкой произнес он. – Мне было не удержаться. Я заглажу свою вину. Клянусь! – пообещал он, слегка кусая ей мочку уха, отчего Дженни захихикала. – Это будет прекрасно. Просто фантастически. Настолько хорошо, что ты не устоишь. Еще пощады запросишь.

Дженни

смеялась. Шейми любил ее смех. Ему нравилось сознавать, что он дарит ей счастье. Он слегка укусил ее за плечо, отчего Дженни засмеялась еще громче. Потом поцеловал шею, ложбинку между грудями, бедро. Его рука оказалась у нее между ног. Шейми хотел поцеловать и там, но, взглянув, увидел кровь на бедрах.

Черт побери! Какой же он болван! Все испортил. Мысли Шейми спутались.

– Дженни, ты… Ты же не… – начал он.

– Девственница? – со смехом спросила она. – Уже нет.

Шейми захлестнуло волной раскаяния. Он столь сильно хотел Дженни, что даже не подумал, были ли у нее мужчины до него. Нельзя с ней так. Особенно с ней. Прежде он укладывал в постель только опытных женщин. Он мерзавец. Подлец. Хам. Она дочь священника. Честная, порядочная и все такое. Разумеется, она была девственницей. Как он мог оказаться таким безрассудным глупцом?

– Прости меня, Дженни. Я не знал. Иначе я бы этого не сделал. Честное слово, – бормотал он, ожидая слез и упреков.

Но Дженни удивила его, как тогда, в Холлоуэе.

– Простить? За что? Я на тебя совсем не сержусь, – со смехом ответила она. – Знай, Шеймус Финнеган, я хотела тебя с того самого дня, когда увидела впервые.

Она поцеловала Шейми и крепко прижалась к нему, отчего в нем снова вспыхнуло желание.

На этот раз он не торопился, сдерживаясь, пока не услышал ее участившееся дыхание и не почувствовал, как ее ноги обвились вокруг его ног. Его оргазм был стремительным и быстрым, с ее именем на устах. Шейми был заворожен ее красотой. Ее миловидным лицом. Ее телом – мягким, роскошным и невероятно красивым. Она напоминала шедевры старых мастеров. Безупречная Галатея, в которую вдохнули жизнь. Он наслаждался формой ее груди, такой приятно тяжелой в его ладони. Ее узкой талией. Щедрыми изгибами ляжек. Неизъяснимой мягкостью бедер и тем, что находилось между ними.

Уилла выглядела совсем не так. И вызывала совсем не такие ощущения. Мускулистая, тощая, ни намека на роскошное тело. У него с Уиллой не было близости, но они обнимались и целовались. Незадолго до проклятого спуска. Он помнил ее жесткие бедра, упиравшиеся в его. Помнил сильное, равномерное биение ее бесстрашного сердца. А после падения он, как мог, вправлял ее безнадежно сломанную ногу. Нес на себе, искалеченную, милю за милей. По африканским джунглям и вельду, чувствуя своей щекой ее воспаленную щеку. Он заставлял ее есть и пить. Удерживал, когда ее тошнило. Очищал ее раны от крови и гноя. Шейми хорошо знал тело Уиллы. Гораздо лучше, чем тело Дженни. Знал душу Уиллы, ее дух и сердце.

Снова Уилла, подумал Шейми и вдруг ощутил тяжесть на сердце. Уилла всегда присутствовала в его жизни. Даже сейчас, когда он, голый, лежал рядом с Дженни. Неужели он никогда не освободится от Уиллы? От воспоминаний? От мучений. Ну почему он не может выбросить ее из головы, вырвать из сердца?

Бог свидетель, он вырвет Уиллу из себя. Он сделает это. Избавит себя от нее. Разорвет ее чары. Прекратит мучения, ощущаемые всякий раз, когда думал о ней. Здесь и сейчас. Навсегда.

– Я люблю тебя, Дженни, – сказал он, приподнявшись на локте.