Дикая слива
Шрифт:
— Он был груб с тобой?
— Он заставлял меня разглядывать неприличные картинки, потом поил вином и принуждал делать такие вещи, о которых мне стыдно рассказывать.
— Почему ты доверилась мне? Ведь ты меня не знаешь? — прошептала Мэй.
— Я поняла, что должна это сделать, когда познакомилась с тобой и твоим мужем. У вас особые отношения. Прежде я не верила, что люди могут любить друг друга в браке, а теперь вижу, что такое бывает. Потому ты ни за что не согласишься лечь с князем, а твой муж никогда добровольно не отдаст тебя другому мужчине. Но если князь пожелает
Мэй слегка сжала руку Асян в своей.
— Спасибо! Я постараюсь быть осторожной.
На обратном пути Мэй так и подмывало рассказать муку о разговоре с младшей наложницей Дай-ана. Но Кун выглядел таким возбужденным и был столь рад новому назначению, что она оставила свои намерения. Она простая девушка — едва ли князь заинтересуется ею. Да и должность Куна нельзя сравнить с положением его командира.
— Тебе понравились женщины Дай-ана? — полюбопытствовал Кун.
— Да, особенно Асян, — ответила Мэй и спросила, скорее в шутку, хотя такое решение мужа причинило бы ей глубокое горе: — Наверное, когда-нибудь ты тоже захочешь взять наложницу?
— Нет! — пылко возразил Кун. — Я люблю только тебя и никогда не совершу того, что сделает тебя несчастной.
В целом все складывалось удачно. Вскоре они переехали в новый дом, больше и богаче предыдущего, к тому же у Мэй появилась подруга, и она меньше скучала в отсутствие мужа.
Узнав о том, как Мэй познакомилась с будущим супругом, Асян сперва изумилась, после искренне расхохоталась.
— Выходит, ты купила себе мужа?!
— Получается, так, — улыбнулась Мэй.
— Наверняка ты единственная женщина в Поднебесной, которой удалось это сделать!
Девушки проводили вместе много времени. Асян умела превосходно вышивать по шелку и без устали украшала веера, туфли, кисеты. Кроме того, они с Мэй вместе вырезали из цветной бумаги фигурки птиц и зверей и учились выводить кистью несложные надписи. Возвращаясь домой, Кун неизменно заставал жену веселой и довольной. В последнее время она сильно изменилась, как меняется человек после того, как полюбит окружающий мир и самого себя.
Будь Кун мудрее и старше, он бы понял, что ему лучше оставаться в тени. Но он был тщеславен и молод и рвался покорять вершины. Юноша не мог объяснить, что влечет его в княжеские покои, между тем то было подспудное желание поймать хотя бы слабый отблеск той жизни, какой он жил последние семь лет.
Ему нравилось выезжать с князем, он любил возвышаться над толпой и почитал за счастье мчаться на быстром коне, оставляя за собой облако пыли. В ушах свистел ветер, солнце катилось вслед, и Куну чудилось, будто, он несется в вечность.
Когда он видел бедно одетых мужчин, женщин и детей, лица которых были отмечены печатью безысходности и усталости лишний раз понимал, что не создан для крестьянского труда. Каждая горсточка риса была для них каплей золота, а мотыга — драгоценной ношей.
Он послал деньги на приданое одной из своих сестер, которую собирались выдавать замуж, купил Бао двух ослов, отправил матери новые циновки и ткань для одежды. Но навещать их его не тянуло. Отныне единственным по-настоящему родным человеком
Кун стремился к тому, чтобы она разделяла как можно больше его увлечений и взглядов. Так, однажды ему пришла в голову мысль научить жену ездить верхом.
Воздух в предгорье казался настоянным на травах, им было невозможно надышаться. В изумрудном ковре то и дело мелькали яркие цветы. Нежно звучал ручей, перебирая мелкие камешки, устилавшие его дно, сонно звенели насекомые, громко пели птицы. Сосны тянули к небу свои стройные тела. Вершины гор уходили за облака.
Мэй оказалась толковой и ловкой, она не боялась животных и быстро постигла премудрости конного дела. В конце концов, в ее жилах тоже текла кровь маньчжурского племени, кровь бесстрашных завоевателей, не мысливших иной жизни, кроме жизни в седле.
С тех пор всякий раз, когда у Куна выпадал свободный день, они брали лошадей и уезжали в горы.
Именно там и произошла неожиданная встреча.
По крутой тропинке поднимались всадники. Куну и Мэй было некуда скрыться, даже если б они захотели. Увидев их, первый всадник, в обшитой мехом безрукавке с плетеными петлями и золотыми пуговицами, в сапогах с высокими узорными голенищами и длинной толстой косой, в которую были вплетены пряди чужих волос, натянул поводья, привстал в стременах и уставился на Мэй.
Тонкая и гибкая, будто ветка мэйхуа, девушка прямо и гордо сидела на сильном коне. Ее зардевшееся лицо порождало мысли об облаках, освещенных зарей. Длинные ресницы трепетали, словно крылышки мотыльков. Шляпа из золотистой соломки была завязана под подбородком алыми тесемками. Платье слегка приподнялось на бедрах, и было видно, как шелковые шаровары облегают ее стройные ноги. Она была частью красоты, которую невозможно описать ни словами, ни кистью.
С ней был один из новых воинов, парень с родинкой на лице. Глядя на него, Арвай всегда силился что-то вспомнить, но никак не мог.
Юноша быстро спешился и поклонился князю. Тот по-прежнему не отрывал глаз от Мэй, и ее сердце наполнилось тревогой. Кто этот человек с порочным и властным лицом, жестким и острым взглядом?
— Как твое имя, красавица? — спросил он, и когда она ответила, обратился к Куну:
— Кто она тебе? Сестра?
У него пересохло в горле, но он все же сумел промолвить:
— Жена, господин.
— Иногда мне кажется, что самые приятные для глаз цвета, не цвета ярких тканей, а краски природы, лучшие ароматы — не ароматы притираний, румян и благовоний, а запахи растений, дождя и ветра, и отнюдь не принцесса, а простая девушка может обладать внешностью феи, — сказал князь.
Потом кивнул приближенным и поехал дальше.
— Кто это? — спросила Мэй Куна, когда всадники скрылись из виду.
— Князь Арвай со своей свитой.
Когда она услышала ответ мужа, у нее громко забилось сердце.
— Думаешь, он разгневался, увидев тебя здесь?
— Вряд ли. Сегодня у меня свободный день. Лошадей разрешил взять Дай-ан.
— Кун, давай уедем! — взмолилась Мэй. — У меня плохие предчувствия.
— Куда мы можем уехать, да и зачем? Здесь и служба, и дом, и друзья.