Дикая стая
Шрифт:
— Вот это ни хрена себе! — трезвел Гоша.
— Помни: и тебя к рукам прибрать постараются. Водовоз и ассенизатор — самые денежные мужики.
У них навар всяк день, без задержек. Потому берегись облавы, Гошка! Поймают за самые! И пока не распишешься, не отпустят! — хохотал сосед.
— Меня не поймают! — усмехнулся поселенец.
— Значит, тебе повезет! Но выхода нет, когда прижмет мужичье, что будешь делать?
— На зоне передышал, как-нибудь и здесь перебьюсь. Пять лет, а потом на материк уеду. Найду себе там из своих, я ведь без особых запросов, — отмахнулся Корнеев.
— Ты за что сидел?
—
— Воровал?!
— Ну, да! И что с того?
— Здесь завяжи с этим. Уроют мигом. Народец крутой. У нас года два назад появились «гастролеры» с материка. Кажется, из Ростова. Дня три они здесь погуляли, пока их не прижучили в гостинице. Менты бзднуть не успели, как местные разнесли фартовых в клочья, устроили самосуд. Ну, и найди убийц! Толпа собралась больше сотни человек. Каждый приложился. А кто убил, так и не нашли. Ни сажать, ни судить некого. Зато спокойно стало. Видно, слух дошел до материка — наши получили выговоры за то, что прозевали самосуд. На том все и закончилось. Ну, еще одна баба, та из приезжих, новенькая, стянула в магазине колготки. Ее на другой день с «волчьим билетом» на материк выкинули, вспомнил Игорь Павлович.
— Круто, — грустно согласился Гоша. — Что ж это за фартовые возникли, которые закон нарушили? Почему местных фраеров трясли? Иль нет тут банков, магазинов? Зачем на пыль позарились?
Бондарев хохотал, согнувшись пополам:
— Гоша! Ну, уморил, сукин сын! У нас в поселковых магазинах нет золота и мехов. Ты зайди в любой. На весь поселок три магазина, товар — глянуть не на что. Здесь живут либо временщики, кто каждую копейку копит для материка, либо те, кому уехать некуда, нигде не нужны, короче, алкаши. Как понимаешь, ни те, ни другие не делают дорогих покупок. И берут в магазинах только необходимое и жратву. Деньги держат на вкладах.
— А кого трясли фартовые? — изумился Гоша.
— К двоим охотникам влезли, оружие поперли. У Николая Притыкина забрали восемь соболей. Они еще невыделанными оказались. Ну, еще лису. С десяток горностаев. У Хабаровой с десяток норок, несколько песцов и пару куниц. Те в это время были на охоте. Баба Николая, понятное дело, не хватилась. У детей внуков досматривала. А у Хабаровой и вовсе никого в доме не было. Все внуки — в науке. Фартовые воспользовались. Влезли к главврачу. Там не поживились особо, денег не нашли. Да и откуда у нынешних докторов «бабки»? Если хлеб купит, чай без сахара пьет. Вот и сперли у него единственное кольцо, которое после смерти жены не носил. Он тоже не хватился за ненадобностью.
— Фу, говноеды, крохоборы, шпана! Какие из них фартовые? Нет бы банк тряхнули! — возмутился Георгий.
— Во! На нем и засыпались! Решили, что с наскоку возьмут, но просчитались. Там два деда и поныне сторожат. Гадом буду, они еще с Суворовым в поход ходили. Короче, нагрянули они, решив сначала оглушить дедов. Ну, и стали подкрадываться к банку, подумав, что деды кипеж не поднимут. Обчистить казну и смыться ночью в Октябрьский. Оттуда судном в Питер.
— Откуда знаешь, если их толпа разнесла? Или в деле с ними был? — прищурился Гоша.
— Милиция лодочника разыскала, которого воры наняли. Он и сказал, что согласился подбросить в Октябрьский, а там с судном помочь, узнать, какое туда пойдет.
— Ну, и как же их «плесень» накрыла? — перебил Гоша.
— Сунулись они к окну. Там темно,
— А за что размазали? — удивился Гоша.
— За то, что воры! Тут, в Усть-Большерецке, хватает судимых. Они отстроили поселки и установили свои законы: за воровство — смерть. И ту бабу за колготки убили б. Спасло то, что у нее трехлетняя дочь была. Вцепилась в мать руками и ногами, не оторвать. А на ребенка у кого рука поднимется? Так вот и спасла мамку детской любовью своей, удержала в жизни. Где-то в другом месте приживутся, но воровать баба уже не станет. До конца будет помнить, как едва не поплатилась жизнью за соблазн, — умолк Игорь.
— Да, на мелком попалась. А ведь все с того родится. Получилось удачно в первый раз, дальше само собой поехало. Остановиться тяжко. Если однажды нажрался пряников, хлеба уже не хочется. Да и жизнь в фарте другая, не такая, как у фраеров. Они дышат как падлы. День ко дню до получки. Которой ни на что не хватает. Фартовые за один миг могут обеспечить себя до конца жизни.
— Она у них короткая, — усмехнулся Игорь и добавил, — такую обеспечить немудро…
— Верно. А знаешь почему? Не умеют вовремя остановиться, потому горят! А если бы знали меру, дольше жили б, — признал Гоша.
— Вот и завяжи вовремя. Здесь иначе нельзя, — подытожил Бондарев.
Нет, не удалось поселенцу отдыхать три дня. За ним уже на следующий день пришел человек из коммунхоза и убедил Корнеева выйти нынче на работу.
Георгий не стал спорить. Привез воду в больницу и детский сад, в пекарню и в магазин, в милицию и на почту, а потом до глубокой ночи обслуживал частников. Возил воду в дома и квартиры, не забыл и себя. Прежний хозяин держал в запасе две порожние бочки. Вот только второй соседке воду не привез. Та не просила, сам не набивался с помощью.
К ночи, возвращаясь домой, зашел на пекарню, попросил дать хлеба. Ему вынесли три буханки, горячие, румяные. Пекариха сказала, что каждый день будет давать хлеб Гоше бесплатно, ведь без водовоза пекарня беспомощна.
Вернувшись домой, посчитал, сколько сегодня заработал.
«Пусть не густо, но на жратву хватило б», — подумал довольно и решил на завтра отовариться харчами, а нынче перебиться на хлебе.
Съев почти буханку, лег спать, не раздеваясь. Устал, вымотался за день и уснул мигом. Он не слышал, как стучал ему в стену Игорь, звал пообщаться, пропустить по сто грамм. Бондарев понял, что намучился поселенец за день и теперь не до выпивки, вырубился человек, едва добравшись до койки.