Дикая стая
Шрифт:
— Сколько ему дали?
— Пять лет.
— Не достал, говоришь, не ударил? Если бы достал, не пятак, червонец получил бы гад! — вспомнил Гошка Анатолия.
Тот наловил много рыбы и вместе с женой выдавливал из кеты икру. Когда подошел инспектор, Хохорев тут же ухватился за рогатину, которую держал под рукой именно для Корнеева. Гошка рот не успел открыть, как Толик бросился к нему с рыком:
— Урою паскуду! Сгинь, падла!
Инспектор еле успевал перескакивать коряги, петлял зайцем меж деревьев и еле сумел заскочить ; в лодку. Хохорев зацепился за сук дерева, упал. Эта маленькая заминка помогла поселенцу, дала возможность уйти живым от рассвирепевшего мужика, который еще долго орал вслед Гошке всякие пакости.
— Просишь за козла! А ведь он убить хотел, да случайность помешала. Зато теперь сама судьба поймала его. Это неспроста. Такой выйдет. Не даст покоя никому. Его нельзя прощать. Он на доброе не способен. А помогать, вытаскивать его из зоны, чтоб завтра он снова пытался убить кого-то, извини, Иван Лукич, но я — не тот придурок! И добро не дам! — встал Гоша и указал на калитку, дав понять, что разговор закончен.
Не успел поселенец сесть за стол позавтракать, как услышал во дворе детский плач. Он вышел и увидел жену Анатолия. Она оставила во дворе дома двоих детей, сама вышла за калитку:
— Сумел посадить их отца, теперь сам расти этих детей! Мне нечем кормить. Ты — изверг и сволочь! — кричала женщина, убегая.
— Дура, тормози! Их тебе вернет милиция! А не возьмешь, до смерти запрут в психушке!
Но она не вернулась, убежала, а Гоша, взяв детей за руки, повел их в милицию.
Жители поселка оглядывались на инспектора, смеялись, подначивали:
— Когда успел стать многодетным?
— Куда волокешь ораву голожопых? Тебе и под них никто не подаст!
Георгий шел, сцепив зубы. Войдя в милицию, оставил детей у дежурного, сам пошел к Рогачеву. Тот говорил по телефону и жестом потребовал, чтобы Гоша вышел в коридор и подождал, когда позовут.
Корнеев нервничал. Он слышал, как кричали дети. Их плач дошел и до слуха Стаса. Он вышел в коридор, увидел Гошу и спросил:
— Кто там орет?
— Дети Хохоревых.
— Зачем они здесь?
— Я их привел! Их мать ко мне притащила, мол, сумел посадить отца, теперь сам воспитывай! До нее старший приходил, Иван Лукич, просил, чтоб простил сына. У него чахотка…
— Ну, и что ты решил?
— Отказал ему. Не тот человек, которому стоило б простить. Я помню, как он гонялся за мною по тайге.
Если б догнал, убил бы не задумываясь. Я это в дел и понял, мужик без стопоров. Такого на вол отпускать не стоит. Он сдвинутый. Его и на зоне тол ко в одиночке держать надо. Этот с «репой» не дрожит, и баба у него шибанутая. Детей жаль, но и по них не прощу козла. Ведь потом все поселковы хмыри меня на смех поднимут.
— Нет, Гош, ничего такого не случится.
— Да завтра сотни таких Толиков придут. Все баб своих сопляков ко мне потянут, — злился Гошка.
— Не кипи! Умер Анатолий! Мне только что звонил начальник зоны.
— От чахотки?
— Нет! Пытался бежать и был застрелен охраной.
— Иван Лукич говорил, что сын совсем ослаб!
— Не знаю. Возможно, хотел использовать последний шанс, но ему не повезло. Так что, если мы с тобой и согласились бы, отпускать на волю было; некого. Это случилось сегодня, под утро…
— А как теперь дети? — спросил Корнеев.
— У них есть мать и дед. Если откажутся, сдадим в детдом. Возможно, там им даже лучше будет. Они уже не первые и не последние в том списке.
Вскоре Рогачев дал распоряжение оперативникам; доставить в отдел Ивана Лукича и его невестку Через десяток минут обоих ввели в кабинет.
— Иван Лукич, что за цирк устроили? Вы подсказали Галине подкинуть детей, своих внуков, инспектору на воспитание? Вам разве не известно, что он сам поселенец?
— Знаем, но жизнь взяла за горло! — оправдывался человек, краснея.
— Он виноват, что отца нет с нами! — крикнула баба, указав на Гошку.
— Опоздали упрекать. Некого винить. Ваш Анатолий не вернется домой никогда!
— Почему?
— Он умер?
— Убит при попытке к бегству из зоны. Я говорил с начальником, официальное подтверждение уже получено по факсу, — говорил Стас с каменным лицом.
— Мы недавно видели его, были на свидании. Он ничего такого не замышлял. Это путаница. Такого не может быть! — не верилось Галине.
— В этой жизни все возможно. Успокойся, дочка! Возьми себя в руки. Детей пора кормить. Мертвого не воротишь. Пошли домой, — Иван Лукич взял Галку за локоть и, оглянувшись на пороге, спросил, справку о смерти Толика когда взять можно?
— Как только пришлют ее по почте, вас немедленно известят.
— И на том спасибо, — ответил человек и прошел мимо Гошки, не оглянувшись в его сторону.
Поселенец вернулся домой в подавленном настроении. Там его нарасхват дергали. Анна звала писать ответ Степушке, не хотела с ним затягивать. Ольга за отчет усаживала настырно:
— Пока его не сдашь, премию не получишь! Понял, козлик? Письмо подождет.
— Бабочки милые, вас — двое, а я — один. Определитесь меж собой. Я в султанах недавно! Опыта маловато, не доходит, что с вами делать, когда обоим враз стребовался! Не разорваться же мне!
— Аня, у нас на полдня работы осталось. Дай закончим. Ведь премию он тебе отдаст. Вот и помоги сама себе! — убеждала Ольга.
— Ладно, работайте. Я пока займусь хозяйством, — согласилась Анна и ушла в сарай.
Вернулась она уже к ночи, сказав, что корова отелилась сразу двумя телятами.
Глава 8. ПРЕЗРЕННЫЙ
— Куда ему бежать? Он ноги руками должен бы. переставлять. Со шконки почти не вставал, совсем ослаб. Чахотка иссушила. Не только его, многих увела в ту зиму из барака, почти половину мужиков… Но Толика Хохорева не хвороба доконала, — рассказывал Гоше Мишка Сазонов, вернувшийся домой через три зимы.