Дикая стая
Шрифт:
— Уж не с Анной ли? — спросил Рогачев участливо.
— С нею. Уже живем одним домом.
— И как тебе удалось уговорить ее? К этой женщине многие приходили с предложением. Всем она отказала. Не согласилась. А тут на поселенца решилась! Ну, и дела! — качал головой удивленно. — А как с пацаном у тебя? Склеилось?
— Он раньше бабы признал меня. Теперь поехал в Питер. Обещал писать нам, просил не бросать мать.
— Деловой мужик, — заметил Стас.
— Он мне летом помогал, ездил частенько со мною…
—
— Нет. Я там давно не был, — признался Гоша.
— А зря! Стоит навестить. Его уже кирпичом обложили со всех сторон. Крышу заменили, покрыли шифером. Внутри не узнать ничего. Объединили Бондаревскую и твою квартиры. Получилось здорово! Одна большая комната, а еще столовая и кухня. В третью вход изнутри. Там рабочий кабинет с телефоном, с розетками. Даже сортир появился. Воду провели в дом, но отопление печное. Единственное неудобство осталось. Зато бараком никто не назовет, язык не повернется. Я сам все видел. Полы перестелены, потолок заменили. Стены и те оббили вагонкой, окна новые и двери. Теперь, чтобы из комнаты в комнату докричаться, хорошую глотку надо иметь.
— Нужно глянуть, — согласился поселенец.
— Нам еще инспектора посылают на постоянную работу. Тому, как понимаю, всю нашу Белую отдадут. Там работы — прорва, а кабинет — один на двоих, — поделился Стас.
— Кто этот второй?
— Понятия не имею.
— Когда его пришлют?
— Не раньше весны.
— Нужно самому съездить в Октябрьский, — задумчиво сказал Гоша.
— Ты сначала сделай отчеты за лето, а уж когда их повезешь, там все узнаешь.
— До того времени река замерзнет. Как я туда доберусь на лодке?
— На машине подвезем. Мы туда каждую неделю мотаемся. Проблем не будет, — успокоил Стас Корнеева.
Гоша вышел из милиции, улыбаясь. Он выяснил все, что хотел.
Прямиком пошел к бараку, решив глянуть, что сообразили из его хижины строители?
То, что он увидел, не просто удивило, а обескуражило. На месте раскоряченного барака стоял щеголеватый подтянутый дом со двором, огороженным невысоким штакетом, над крыльцом — навес. Ступени, перила и площадка крыльца аккуратно покрашены.
Гошка с трепетом открывает замок, входит в коридор и, оглядевшись, оробел, спешно разулся. Еще бы! Полы сверкают как зеркало, глядя в них, можно бриться.
«Видать, уважают меня, коль так старались!» — подумал про себя поселенец не без гордости и пошел по комнатам, немея от восторга. Оно и было, от чего оробеть. Все стены комнат оббиты вагонкой. Отшлифованная, отлакированная, она сверкала и, казалось, грела своим теплом даже на расстоянии. Пол под ногами не скрипел как раньше, ничего не сыпалось с потолка.
Человек подошел к окну, выглянул в него. Возле колодца две старые бабки о чем-то спорили. Гоша не услышал ни одного слова. Он даже не поверил самому себе и лишь когда открыл форточку, до него долетело:
— Во и я брешу, что мы тута все жизни прозаложили государству, а мне печку не могут в третью зиму отремонтировать. В дыму вся изба прокоптилась как холера, а ентому тюремщику хоромы сообразили. Все новехонькое, словно с иголочки! А спроси, за что?
— Начальству жопу лизал исправно. Он же — инспектор! Нам не дозволял ловить рыбу, а им сколько хочешь бери! Не воспрещал. Я тоже седьмой год про свою крышу прошу, никто не хочет слышать. А чем мы хуже поселенца? Всю жизнь робили не покладая рук. А теперь не допросимся.
— Надо самому губернатору написать жалобу, пусть он за нас вступится!
— Писали. Ой, сколько уж написали! Еще летом, а ответу до сих пор нетути. Видать, на всех больших постах нынче единые поселенцы окопались и пригрелись. Не хотят нас слышать, не достучаться нам до них!
Гошка резко захлопнул форточку.
«Какое счастье, что не буду канать зимой в водовозах и возить воду вот этим парашам», — подумал Корнеев в сердцах. Он уже собрался уходить, как вдруг зазвонил телефон, вернул поселенца в кабинет.
— Гоша, где ты пропадаешь? Три дня звоню, а ты трубку не берешь! Случилось что-нибудь иль приболел? — узнал голос Назарова.
— Александр Иванович, я здесь редко бываю. Сами знаете, путина шла, нерест! Измотался вконец! Зашел сюда глянуть, как ремонт в бараке сделали? А то б и не появился еще с месяц, — ответил инспектор простодушно.
— Где же ты живешь, если у себя не бываешь?
— Семьей обзавелся. Женатый нынче! — ответил поселенец с гордостью.
— Вот как? Поздравляю! Выходит, насовсем у нас прописался? Из временного в постояльцы перекочевал? Молодец, Георгий! — потеплел голос человека, и он спросил через паузу, — отчет когда привезешь?
— Резину тянуть не буду, но дня три или четыре понадобятся.
— Я тебе даю неделю, но не больше. Как только справишься. Привози! — попросил Назаров и сказал, словно вспомнив, — кстати, мы к вам в поселок посылаем второго инспектора. Ты ее знаешь. Это Ольга Воронцова! Там ей все знакомо: и реки, и люди! Кадр проверенный, надежный, ей ни объяснять, ни показывать ничего не надо. У вас с нею добрые отношения и полное понимание, насколько я помню. Вас не надо знакомить, сработаетесь легко, — говорил Александр Иванович.