Дикая стая
Шрифт:
— Он же — рыбнадзорный инспектор!
— Сколько инспекторов рыбоохраны лично мне знакомы, и не счесть! Ни на одного не покушались, не пытались убить. Наоборот, дружат с ними, уважают их и охотно роднятся! Здесь же — как на волка! Скоро флажками дом обставят.
— Да будет тебе! У нас собаки нынче имеются. Они никого не пустят. За версту чужого чуют. Гоша тоже за нас, за дом опасался, а как собаки появились, успокоился.
— Где — собаки, где — люди? Кому нужно будет достать Гошу, собаки не помешают. Их ведь тоже косят пули. Чую, и твоему Гоше до воли не дожить. Слишком много знаю о вашем поселке. Нищета и безработица довели людей до отчаяния. Да и на переезд, на новое жилье и обустройство деньги нужны. А где их взять, если на хлеб насущный не имеют поселковые? Пока
— Ну, нам грех жаловаться. Свое хозяйство держим, без копейки не сидим. Продуктов и своих полно. Не сетуем. Нынче приоделись по-человечески, — говорила Анна.
— Этот хмырь помогает? Иль в иждивенцах обретается?
— Он еще и месяца не живет с нами. О чем говорим? Зато рыбой, икрой все бочки забиты. А с неделю назад целого оленя привез от лесника. Тот вырастил как дитенка, а поселковые убили. Сам лесник не смог бы есть того оленя. Шибко любил его, потому нам отдал. Ну, а поселковых три дня гонял с рогатиной, грозил всех запороть.
— Мне плевать на лесника! Скажи, Гоша сможет тебя содержать? Или сам на твою шею норовит?
— Пока нормально. Заботится, помогает, а как дальше, посмотрим…
— А ты не смотри! Продавай свою хибару вместе с хозяйством и давай в Питер? Купишь себе квартиру, устроишься на работу, найдешь нормального человека. Спокойно заживете в городе, в хороших условиях. Ну, разве мыслимо прозябать в таком захолустье?
— Да кто у меня здесь дом купит? Смеешься что ли? Или хозяйство тут приобретут? Ты посмотри на наших баб. Я сколько на свете живу, так и не смогла понять дураков. Наша пекариха Любка, сама с добрую корову, а воткнула себе в нос и в пупок иголки с бусинками. Пирсинг называется. Сказала, что это пик моды. Поверишь, за нею половина поселковых баб себе те пирсинги повдевали во все места. Я думала, что только дикие негры таким забавляются, да и то потому, что нет у них в джунглях бижутерии. Оказалось, они самые модные, что наши дуры пример с них берут. Знаешь, куда они те самые пирсинги вдели? Совестно сказать, но ты и так понял! Разве эти купят корову или кабанчика? Они не знают, где курицу щупать с яйцом она или нет. О чем ты говоришь, Юра, если бабки в шестьдесят лет волосы красят, одна — чернилами, другая — марганцовкой, третья — отваром от шелухи лука. Так они от перхоти избавляются. Она у них вместо мозгов появилась. Ну, куда таким хозяйство? И это у нас! А что творится в Питере? Ведь наши за пирсингами не ездили в Африку. Не в Москве им, бабам, татуировки ставили, а у вас. И ты хочешь, чтоб я переехала и жила в городе, видя тот бардак на каждом шагу? Да ни за что на свете! — распалилась Анна.
— Как же сына отпускаешь?
— Он умный! Устоит! На глупое его не потянет.
— Ань, ты заскорузла и огрубела здесь, иначе никогда не согласилась бы жить с поселенцем.
— Гоша, хоть и поселенец, но мужик. Сам за все берется, не сидит, сложа руки, и не брезгует никакой работой. Не то, что мой бывший! Кичился интеллигентным происхождением, а что за этим? Сплошная пустота. Алкашом он был, хоть и не отбывал на зоне, в семье от него толку не было. Не заимел он имени. До последнего дня никто из поселковых не считал его ни мужиком, ни человеком! Вызывали свистом из дома как собаку. Даже теперь вспомнить стыдно. Свадебное платье за бутылку отдал. А ты говоришь, что я фамилию опозорю, коли на Гошину перейду. Наоборот, очищусь, женой стану, если он не передумает и доживет, — умолкла баба.
— А ты вовсе не забитая и не затуканная, как я думал. Умеешь свое отстоять и зубами вцепиться в будущее. Умеешь думать, доказывать свое. Одно плохо, Ань, будущего у тебя здесь нет! С Гошей иль без него, сама видишь, умирает поселок. Районные власти потихоньку перебираются в Октябрьский. А вы что делать станете?
— Хм-м, напугал! Лесники вовсе в тайге живут, и ничего! Счастливы! С голода не помирают, в поселок их не тянет. Ты погляди, им медведи в лесу дорогу уступают. Вон приехала в магазин жена Егора. По зиме ее видела. Да, без пирсингов и маникюра, зато в веселой цветастой шали, в лисьей шубе, в сапожках из волка. Сама как наливное яблочко, она без очков
Гошке в спальне вовсе не до сна стало. Слушал Анну и радовался, что не ушел из дома после знакомства с Юрием, после его вопросов к Анне. А ведь хотел уйти, плюнув на все. Но женщина сумела отстоять свое, не поддалась на уговоры переехать в город. Выходит, твердо определилась в завтрашнем дне и свое место выбрала бок о бок с ним, с Гошкой.
«Ну, что? Получил мудило по звездам? Они у тебя только на плечах, а в голове, кроме мякины, ни хрена нет!» — радуется поселенец.
— Дядя Юра, а вот Вы говорите, что я в казарме должен молчать и всех слушаться, а у нас в поселке ни одного такого тупого нет. Может, уж лучше мне дома остаться, чем в дурдом идти самому? Вон, дядя Гоша ничего не закончил, а все умеет и меня научит. Может, я тоже в инспекторы пойду. Справлюсь. Мне только подрасти б немного. Здесь, в поселке инспектор— большой человек, почти начальник. Если мы доживем, дядь Гоша всему научит. Зачем мне в казарме на всю жизнь засыхать? Как Вы рассказали, это почти зона, только без решеток. А я никому плохого не сделал, чтоб к службе как к столбу стать привязанным.
— Ты ж сам хотел! Даже мечтал!
— Пока не знал, а теперь не хочу! Дома, если что не так, меня прощают. Там, сами говорите, «на губу» отправляют, потом заставляют полы в коридорах драить. Я умею их мыть, но дома. За всеми нами. Это не обидно. А когда за целым стадом чужих, да еще молча, не хочу. Вы мне все время говорили чего нельзя делать, а что можно — промолчали. Выходит, я всегда полы стану драить и жить среди отморозков и лизожопых стукачей? Лучше останусь дома!
— Ну, это, племяш, дело твое! Насильно никто не тянет. Да и армия для тебя началась бы только после окончания средней школы. И не раньше! Откуда знаем, что выберешь за эти годы? Зато получишь полноценное среднее образование. Неволить никто не собирается. Одно обещаю, будешь для нас как родной сын, и любой твой выбор обсудим. Лишь бы ты твердо встал на ноги и стал человеком, мужчиной прежде всего для себя!
Гоша, слушая их разговор, незаметно уснул.
На следующее утро, едва поселенец встал, к нему подошел Юрий, положил руку на плечо Гоши и сказал:
— Прости за вчерашнее недоразумение. Я был не прав. В этом доме и в семье тебя очень любят. Ты нужен здесь. Это здорово! И мне спокойно, что Анна уже не вдова, а семейная женщина, и у нее в жизни появилась своя надежная защита и опора. Она стала нужной не только сыну, но и тебе. Мы решили, что Степка поедет ко мне в Питер учиться. Как ты на это смотришь?
— Выучиться он может и здесь. Не один в школу ходит, хватает детворы в поселке. Но коль пацан сам так захотел, пусть едет. А если не понравится ему в городе, мы его с великой радостью заберем обратно.
— На каникулы обязательно приедет, — пообещал Юрий.
Весь день собирали Степку в город. Юрий съездил за билетами в аэропорт. Гоша купил пацану новые кроссовки и ботинки. Степка шел рядом с Гошей, подходя к дому, остановил поселенца:
— Ты не обижайся, я не насовсем. Выучусь и вернусь! Стану тебе помогать. Ты только вот мамку одну не оставляй, не бросай, а то трудно ей одной. Она у нас с тобой одна на двоих. Я по вас обоим скучать буду. Вы пишите мне, если я прикипелось в городе. И простите… Ну, очень надо выучиться, — говорил мальчишка, отвернувшись.
У него чесались глаза. Он сдерживался изо всех сил, чтобы не заплакать, но у трапа самолета не выдержал. Что делать? Мальчишки вовсе не сразу становятся мужчинами.
Глава 7. ИСПЫТАНИЯ
После отъезда Степки в доме стало пусто и мрачно. Едва вернулись из аэропорта, Анна села за стол потерянно. Кусок стал поперек горла. Все летело из рук. Гошка понимал, Степка впервые уехал из дома, поэтому бабе было непривычно и тяжело. Куда ни ткнись, везде напоминание о сыне. И поселенец не выдержал: