Дикие груши
Шрифт:
— Раз ты молчишь, прочтем твое объяснение. — Сарат Магомедовна достала из папки листок.
«Классному руководителю 9 класса «А» Курбановой Сарат Магомедовне.
Перед весенним балом я действительно выпил немного вина. Не считаю, что поступил хорошо, но так уж получилось. Я ни с кем не дрался и никому не грубил. Окно я разбил совершенно случайно. Свидетелей при этом не было. Про скелет мне ничего не известно. В тот вечер мы с ним не встречались».
Али напряженно слушал. Сабур еще, похоже, шутит. Скорее бы уж все это кончилось! Обойдется или не обойдется?
—
Но Джейран ее услышала и ответила за Сабура:
— Потому что это правда!
— Тебя не спрашивают! — вспыхнула Мина.
— Что с тобой, Асварова? — повысила голос на Мину Сарат Магомедовна. — Как ты ведешь себя? Мы еще поговорим!
Хмурый завуч постучал карандашом по столу. Нельзя ли, мол, наконец, перейти к делу.
— Ну что же, Сабур, очень жаль, — сказала Сарат Магомедовна. — Мало того, что ты со всех сторон виноват, еще и ведешь себя вызывающе, откровенно игнорируешь наше собрание… Придется вызвать твоих родителей на общее родительское собрание.
— При чем здесь мои родители?
В это время Салам повернулся к Али и сказал ему презрительно:
— А у тебя, чемпион, язык отнялся?..
Али оскорбленно вскочил:
— Не надо говорить родителям Сабура! Все относится ко мне, а не к нему. Вот только скелет — не я. Это правда. Теперь все. Можете принимать меры! А я — ухожу из школы. Сначала поработаю, а потом видно будет.
Едва договорив, Али торопливо вышел из класса.
Ребята растерянно молчали. Никто ничего не успел сообразить. Но ощущение какой-то несправедливости возникло, похоже, у всех.
Завуч, морща лоб, торопливо записывал что-то в блокнот.
И только Сарат Магомедовна сохраняла прежнюю уверенность.
— Я уже запуталась, кто кого выручает: Али Сабура или наоборот. Получается: оба могли прийти в школу нетрезвыми, оба могли хулиганить, разбить окно, сломать скелет… А потом, изображая благородство, брать на себя чужую вину, морочить всем голову. Знаешь, Сабур, я считала тебя достаточно зрелым человеком, чтобы вступать в комсомол. Я собиралась дать тебе рекомендацию… Хорошо, что не успела… Как же ты мог…
— Да ничего он не мог, — перебивая учительницу, крикнула Мина, — вы же все слышали: не пил и не бил! Али же сам во всем признался. Что тут происходит?
— Ты сегодня ведешь себя возмутительно, Асварова!
— Давайте я вам про все расскажу! — Мина разволновалась, щеки ее вспыхнули, в глазах загорелись злые огоньки.
— А тебя, между прочим, никто ни о чем не спрашивает!
Но класс зашумел:
— Пусть говорит! Давай, Мина!
— На бал в тот вечер мы шли все вместе: Сабур, Али и я.
— А я? — удивилась Джейран.
— Это неважно! — Мина даже не повернула к ней головы. — Сначала мне действительно показалось, что они оба… ну, выпили. А потом я поняла: пахнет только от Али.
— Интересно, как поняла? — ехидно спросил Салам.
— Поцеловались, наверное, — сказал кто-то, и все засмеялись.
— Прекратите! — строго сказала Сарат Магомедовна. — Нашли чем развлекаться!
—
— На другой день ты сказала, что вообще не знаешь, чтобы кто-то пришел пьяным, — заметила Сарат Магомедовна, — ты еще помнишь об этом?
— А сейчас я вам чистую правду говорю. Правду! Сабур ни в чем не виноват!.. — И Мина села.
То, как Мина вступилась на Сабура, потрясло Джейран. Надо же, она ни от кого не скрывала своих чувств к Сабуру. И от него самого тоже… Джейран стало вдруг грустно и одиноко. И никакое небесно-голубое платье ей бы не помогло. Оно здесь совершенно ни при чем! Джейран опустила голову на руки, ей не хотелось больше ничего слышать…
— То, что ты сейчас нам здесь рассказала, — заговорила Сарат Магомедовна, — ничуть не снимает вину с Сабура. Может быть, даже усугубляет ее. Он считает, что всех нас нужно обманывать, что мы не можем понять Али. А он может. Значит, он лучше и благороднее нас всех?
— Вот именно! — подхватил завуч. — Когда человек может солгать раз, не знаешь, следует ли ему верить в другой. Мне, например, до сих пор непонятно, кто кого покрывает: Али Сабура или Сабур Али. Согласитесь, у меня есть для этого основания! Я уж не говорю о самих проступках, но факт обмана, лжи перед всем классом и перед учителями просто возмутителен. Что вы отворачиваетесь? Вам стыдно? Наконец-то! Но давайте продолжим собрание. Кто хочет выступить? И прошу говорить по существу.
— Я, — поднял руку Салам.
Сабур зло на него глянул. Сейчас непременно продаст Али. А он, Сабур, решил стоять на своем. Сказать, что Али просто решил уйти из школы и потому берет на себя его вину. Наговаривает на себя, спасает друга…
— Али сказал правду, — начал Салам. — В тот вечер я встретился с ним еще до бала, и от него несло спиртным… И стекло разбил тоже он. Я видел. Вернее даже, это случилось из-за меня. Мы столкнулись в коридоре. Я пошутил над ним, а он разозлился и хотел меня ударить… Ну, и случайно попал локтем в стекло. Это могло быть с каждым.
— Что же ты до сих пор молчал и морочил нам голову? — возмутилась Сарат Магомедовна.
— Я ждал… Я знал, что он сам признается. У спортсменов…
— Штихель всегда все знает, — бросил кто-то недовольно.
— Али, конечно, виноват, — продолжал Салам, — но как же теперь быть с ним? Он ведь проучился с нами девять лет… Это глупо бросать сейчас школу! Всего ничего учиться осталось…
— Об Али мы еще поговорим, — перебила его Сарат Магомедовна. — А сейчас я прошу тебя выразить отношение к проступку Сабура, к его лжи. Считаешь ли ты, что, покрывая Али, он тем самым становится как бы на одну доску с ним. Ну? Мы слушаем.