Дикие надежды
Шрифт:
Пятая же была самой продолжительной и разрушительной. Сыны Иргая победили Изначальных, но какой ценой – тысячи мертвецов осталось на полях сражений, а со смертью последнего Изначального, неведомая прежде, сила вырвалась и закрутилась в смертельном шторме, создав Большое магическое пятно и Долину Бурь.
Увидел это все Иргай, разгневался и проклял он детей своих за глупость их – ведь уничтожили они единственных защитников этого мира. И не будет покоя на землях Фелса, пока не возродятся Изначальные. В гневе ударил он молниями в земли, раскалывая их, меняя
А когда закрывший небо пепел рассеялся, увидели выжившие два новых светила - Ледяной Рет и Огненный Рек. И пришло Смутное время на земли Фелса, – старик замолчал, переводя дыхание и делая глоток из фляжки. – Страшное время – Терас трясло от постоянных землетрясений, Зерас вознесся, разбившись на кучу летающих островов. Бури и штормы, долетающие из Долины Бурь, порождали новых монстров, приносили пустоту, взращивали Иных. И только когда к власти пришел великий воитель Дамиур у мира появилась надежда – ценой тысячи жизней воздвиг он ворота Киршата, закрыв Терас от проникновения штормов.
Гаэрт притих, смыкая поводья, а Меррит думала о том, о чем умолчал старик – именно Дамиур признал вне закона всех тех, кто хоть немного отличался. Именно с его легкой руки тот, у кого проявлялись магические способности становился рабом или приговаривался к смерти. Преследовались все – маги, ведьмы, знахарки, приеры и Иные. Вырезались и сжигались целые селения, оставляя после себя пепелище. Более шести сотен зим этот закон оставался неизменным. И только император Тормуд прекратил преследование магов и создав службу Изысканий.
Девушка слушала, не перебивая. Что-то она знала, что-то слышала впервые. В обители Двуликого им много рассказывали о том, как из простого мальчишки Иргай стал чуть ли не богом, спасая их народ. А вот его брат Ниргай растратил все свои силы на животных, предпочтя неразумных разумным. Из-за этого и сохранился в памяти последних Безликим.
– Там на границах с Киршатом и начинаются Дикие земли. Крепость Риас-Аш-Ан стоит на страже границ. И лишь Изыскатели имеют доступ в Расколотые земли.
– А что там в Расколотых землях? – не сдержала любопытства Меррит.
– Да много чего. Говорят, растений много полезных, зверья. А еще говорят, оружие осталось, доспехи, амулеты и артефакты всякие. Вот и ходют – ищут. Сокровищницу императорскую пополняют.
– А разве там не опасно?
– Опасно. Да куда ж им от рекрутской повинности деваться-то? Как постановил император, каждый старший в семье мужчина, вне зависимости от звания и сословия, обязан отслужить пять зим на благо империи, так и пришлось им, горемычным, в Дикие земли идти, – старик замолчал, цокнув на навострившего уши каурого.
– Только нехорошо это. Гинет молодежь. Земля без хозяев плачет…, – старик продолжал бормотать, сетуя на жизнь и императора, но Меррит уже не слушала. Давно неведомое ей ощущение безопасности подобно мягкому одеялу навалилось на усталые плечи, и девушка задремала.
Во сне она вольным ветром летала под самыми небесами и совсем не слышала, как из леса на мягких лапах вышел могучий зверь и без опаски подобрался к повозке.
– Набегался, внучок?
Зверь понимающе кивнул и обратился в симпатичного парнишку в тонких кожаных штанах и с розовеющими шрамами на теле.
– Никак песьей смертью потчевали? – скривился Гаэрт, разглядывая едва зарубцевавшиеся шрамы. И это при их то регенерации. За две седмицы на внуке ни одной царапины остаться не должно было, а оно вон как.
Гаэрт вспомнил ту боль, что разбудила его среди ночи. И страх, что он испытал, когда понял, что его внучок, которого он пестовал едва ли не с рождения, не протянет и больше часа. Тогда Гаэрт готов был выть от отчаяния. Он даже взмолился Безликому, впервые с того дня как их селение, что еще на рассвете сияло в свете двух лун радостью жизни, шутками и смехом, запылало охваченное безжалостным огнем.
Горький дым, запах пригоревшего мяса, жуткие стоны раненых, отчаянные разрывающие душу крики, ржание испуганных лошадей и вторящий всему этому злорадный смех, тогда чуть не свели его с ума, взметая волны ярости и вызывая желание бежать туда в гущу событий кидаться на врагов. И убивать, убивать, пока не смолкнет этот безжалостный смех или пока он сам не упадет безжизненным трупом к ногам палачей…
Но он не имел права. Потому что шестеро щенят, ушедшие с ним на первую охоту, поскуливали от страха и отчаяния, запертые в пещере, когда он, учуяв разрывающую душу боль, рванул на отчаянный зов.
Гаэрт передернул плечами, сбрасывая навалившуюся каменным грузом тяжесть, когда младший из его воспитанников, опустился рядом на повозку.
– Я уж думал, она никогда не заснет, – усмехнулся парнишка, тряхнув задорным белым вихрем. Отчаянная жажда жизни уже вытеснила все плохое, оставив только бугрящиеся шрамы да седую прядь.
– Крепкая девочка. Упрямая, – буркнул старик.
– Не то слово. Сопела. Кряхтела. Падала, но тащила… А я только и мог, что смотреть в небо и думать, что еще немного и я отправлюсь к предкам, – утратив веселость, пробормотал парень. – Открыл глаза, а надо мной зелень хвои. И птички поют. Даже загрустил, что мир и по ту сторону такой же.
– Рано тебе по ту сторону, Йори. Рано.
– Вот и она так говорила, – задумчиво протянул парень, вглядываясь в облака. – Что будем делать, дед?
– А что делать? Долги отдавать. Поживет у нас пока. Погостит. А там дальше и посмотрим. Узнать бы еще зачем она в Риас-Аш-Ан рвется и может придумаем, чем подсобить.
Йори обернулся на спящую девушку и вытащив из дальнего угла плащ, накинул ей на плечи. Вгляделся в ее лицо – красивая. Только совсем еще девчонка. И маленькая вся. Как только вытянула его из того овражка, в котором его бросили? Знала ли, какой опасности подвергалась, спасая его? И что сделала, что он вот так сейчас запросто сидит с дедом? Он ведь даже дышать не мог, не то, что обратиться.