Дикие нравы

Михайлов Максим

— Очень ценные сведения, стоило ради этого стереть ноги до коленок, — фыркнул Андрей. — И что это нам дает?

— Вам может и ничего, — осторожно промокая лопнувший на пятке волдырь полотенцем, пробурчал Максим. — А нам собственно больше ничего и не надо…

— Не понял…

— А что тут понимать? На противника я посмотрел. Место для засады подобрал. Надеюсь, ходят они всегда одним и тем же курсом. Шансы завалить этих уродов примерно пятьдесят на пятьдесят, если все сделать грамотно. Конечно, если что-то пойдет не так, и хоть одна вертушка останется в воздухе, нам всем звиздец приснится. Влепит НУРСами по месту пуска, причешет пулеметом, и даже могилу копать не понадобится. Но тут уж все от удачи зависит, можем и чисто завалить, так что они даже понять ничего не успеют…

— Ты чего, совсем вольтанулся? — зло прошипел, подскакивая на своих нарах, Андрей. — Ты что реально хочешь сбивать правительственные вертолеты для этого недоделанного черного Бонапарта?

— Есть другие варианты? — спокойно осведомился Максим, пристально разглядывая подпрыгивающего от возбуждения ООНовца.

— Конечно, есть! — уже не сдерживаясь,

завопил тот. — Элементарно! Ты что думаешь, если ты удачно отстреляешься, эта черная обезьяна сдержит свое слово и отпустит тебя на все четыре стороны, да еще до ближайшего города сопроводит? Ты что, не в своем уме? Зачем ему такие сложности? Пуля в затылок гораздо дешевле…. Ну, или, как вариант, пожизненный плен и работа в качестве военспеца в его армии…

— Короче, что ты предлагаешь? — устало спросил Максим.

— Я предлагаю, быть трезвыми разумными людьми и после прилета вертушек просто рвануть в деревню. Просто поднять лапки и сдаться индюкам, белых на месте не расстреляют ни в коем случае, будет разбирательство, нас доставят к начальству и там все выяснится.

— Ага, вот там и выяснится что один из нас героический офицер ООН, а другой наемник виновный в расхищении природных богатств страны и убийстве ее жителей. Ты получишь наградную висюльку, а я в лучшем случае пожизненный срок, хотя, здесь, мне кажется, скорее принята смертная казнь…

— Но… — попытался что-то вставить Андрей.

— Никаких «но»! Мы завалим эти вертушки, понял? Завалим, чего бы это ни стоило, а дальше будет видно! Если тебе ООНовская присяга не позволяет в этом участвовать, скажи сразу, я тебя оставлю здесь и выпутывайся тогда, как знаешь. Все ясно?

Андрей сидел на нарах, сжав от ярости кулаки, его губы прыгали, стараясь не выпустить наружу пляшущие на языке гневные обличительные слова. Однако, пересилив себя, он все же согласно кивнул.

— А теперь обещай мне, что не будешь в решающий момент мешать и путаться под ногами, — продолжал давить на него Максим. — Помощи от тебя все равно не дождешься… Так хоть палки в колеса не ставь, ну?!

— Обещаю, — выдавил из себя ООНовец и одним порывистым движением откинулся обратно на нары, показывая тем самым, что разговор окончен.

Выждав несколько минут, чтобы Андрей перекипел и слегка успокоился, Максим неторопливо, вроде бы ни к кому не обращаясь, начал излагать созревший у него во время рекогносцировки план.

— Тут вся штука в том, чтобы завалить две местные вертушки и не тронуть индюков, иначе такая вонь поднимется, что даже отморозку Джексону мало не покажется. Они тоже сразу палить не станут, все же статус не позволяет без явного проявления агрессии, а пока они разберутся можно ли считать явным проявлением обстрел соседних вертушек, мы уже успеем ноги сделать. Условия для стрельбы просто идеальные, но вероятность поражения вертолета одной ракетой для этого комплекса примерно тридцать-сорок процентов, так что на всякий случай мы приготовим к стрельбе все шесть пусковых. Ты и пара толковых разведчиков будете мне их подавать, очень быстро, в темпе вальса, если хотите остаться в живых. Стрелять буду я один, хоть дело и не сложное, но учить, к примеру, тебя, смысла нет, выигрыш по времени минимален, а если упорешь какой-нибудь косяк по неопытности, можно сразу заказывать себе отходную. Итак, когда все три вертушки входят в зону поражения, я пускаю ракету по первому «мишке». Тут же не дожидаясь результата, ты подаешь мне новую трубу, и я стреляю по замыкающему. На все примерно десять секунд плюс минус две. Если все удачно, тут же сворачиваемся и очень быстро уходим в джунгли, индюки при всем желании там нас засечь не смогут, а лупить по площадям не решатся, миротворцы все же, гуманизм и все такое…

— Гладко было на бумаге… — угрюмо проворчал Андрей, демонстративно отворачиваясь к стене.

— Если же, — стоически не замечая настроения своего слушателя, продолжал Максим. — Кого-то с первой ракеты мы не завалим, а, скорее всего так и будет. Ты и пара разведчиков Пойзона продолжаете в максимальном темпе подавать мне пусковые. Я стреляю до тех пор, пока не выпущу все шесть ракет, или пока не завалю обе правительственные вертушки. В этом случае нам понадобится на все примерно двадцать-тридцать секунд и отходить придется уже очень быстро… Тем, кому повезет, — пробормотал он про себя, так чтобы чересчур нервный ООНовец его не услышал. Полминуты более чем достаточный срок даже для неопытного летчика, чтобы сориентироваться в обстановке, разобраться, откуда ведется обстрел и с гарантией задавить огнем наглого стрелка. А неопытные летчики в наемники, как правило, не идут… А если учесть еще солидные сомнения в боевой эффективности комплекса… Но Андрей не должен видеть его неуверенности, иначе совсем скиснет, да еще эти его закидоны… А может все и обойдется еще, не могли же на заводах так и гнать на экспорт откровенную туфту, наверняка же рекламации приходили, может подправили все-таки схему. ПЗРК-то, судя по маркировке на ящиках, свеженькие, позапрошлого года выпуска…

Мерный гул зародился где-то на краю неба, вначале похожий на ворчание далекого грома, он постепенно наплывал, становился все четче и различимее. Максим крутнул головой, разминая шею, и резким движением вытер взмокшие от волнения ладони о пятнистую ткань камуфляжной куртки.

— Ну что, приступим, помолясь? — произнес он по-русски, деланно бесшабашно подмигнув бледному то и дело вздрагивающему Андрею стоящему рядом.

За время перехода по джунглям ООНовец совсем сдал, сгорбился и осунулся, будто древний старик, и причина тут крылась вовсе не в трудностях многокилометрового пути через джунгли, в конце концов, чернокожим разведчикам май-майя, кроме всего исполнявшим еще и роль носильщиков в плане физической нагрузки пришлось гораздо хуже. Наблюдателя терзал

самый банальный страх, страх, порой переходивший в откровенный ужас, превращавший его мускулы в вату, а нервы в натянутые гитарные струны, звенящие от любого прикосновения. И чем ближе подходил тот роковой миг, когда должен был начаться их неравный бой с чужими вертолетами, тем хуже становилось Андрею. И все попытки Максима как-то подбодрить напарника и товарища по несчастью ни к чему не приводили, тот просто их игнорировал, оставаясь в состоянии полного ступора. Это не укрылось и от глаз их проводников, то и дело Максим ловил удивленные, а чаще презрительные взгляды направленный в сторону так явно трусившего белого. Двое чернокожих пареньков лет пятнадцати определенные в помощь ООНовцу для подачи пусковых труб, моментально раскусили его состояние, что тут же сказалось и на степени их почтительности к нему. Не пройдя и трети пути по джунглям оба малолетних паршивца уже откровенно покрикивали на наблюдателя, а порой норовили и сунуть ему в почку свои не по годам крепкие кулаки. Максим пару раз цыкнул на них, но ощутимых результатов это не принесло.

Вообще с этим импровизированным расчетом пуска проблем оказалось гораздо больше, чем Макс предполагал в начале. И основной трудностью было практическое незнание обоими пацанами французского языка, так, несколько отдельных слов типа «мама», «хлеб», «стрелять», «стой» и почему-то «презервативы» и «проститутки». Довольно странный набор с точки зрения нормального европейца. На их племенном диалекте Макс само собой не мог понять ни слова, не то что командовать в бою. По ходу движения к месту засады Чубуков, при помощи Пойзона и кое-как изъясняющегося на языке Вольтера лейтенанта разведчиков, составил для обоих своих подносчиков что-то вроде универсального разговорника жестов, обговорив ряд движений руками долженствующих означать наиболее употребительные команды. Конечно, гораздо проще было бы оставить рядом с собой самого Пойзона, или даже полуграмотного лейтенанта в качестве переводчиков, но как оказалось ни тот, ни другой вовсе не горели желанием находиться в том месте, куда, направляемый по дымному следу выпущенных ракет, должен был в первую очередь обрушиться удар возмездия вертолетных НУРСов. Что ж, если офицеры, командующие операцией в один голос заявили об острейшей необходимости своего присутствия в цепи разведчиков широким кругом опоясавшей во избежание различных досадных случайностей выбранную Максимом огневую позицию, то делать ничего не оставалось, пришлось наскоро учить обоих подносчиков языку жестов. Мальчишкам же так понравилось это увлекательное занятие, что они тут же принялись тренироваться, показывая друг другу изобретенные по ходу действия Чубуковым фигуры кулаками и пальцами.

Гул мощных лопастей рвущих небо нарастал с каждой минутой, еще несколько секунд и головная машина должна была вынырнуть из-за кромки леса. Максим поудобнее пристроил на плече громоздкую трубу «Иглы» и с силой вжал рычаг, приводя в действие систему питания. В последний раз окинул взглядом импровизированную огневую — небольшую круглую как пятак полянку посреди джунглей, покрытую невысоким кустарником молодой поросли, неглубокий окопчик справа и чуть позади, в котором уже присел, положив руки на гладкий бок очередной пусковой один из чернокожих подносчиков, замершего, будто соляной столб с безвольно опущенными вдоль тела руками Андрея, второго подносчика застывшего рядом наготове с длинной трубой очередной «Иглы»… и вдруг где-то под сердцем царапнул противной резкой болью отравленный коготок дурного предчувствия. Отчего-то Максим в этот момент ясно осознал, что ничего из их затеи не выйдет, он не мог бы сказать почему, вроде все предусмотрели, все учли, но вот чувствовал, нет, не выйдет, задуманное. Не выйдет и все тут. Все они обречены, они впитали в себя яд этой обреченной страны, до мозга костей пропитались им, заглатывая его вместе с мутной водой из ее рек, впитывая через кожу вместе с отравленными солнечными лучами, вдыхая вместе с тяжелыми испарениями джунглей. Насилие и кровь витают в самом воздухе этого древнего сердца Черного Континента, они неизбывны и никогда не закончатся и всякий оказавшийся здесь обречен убивать и быть, в конце концов, убитым. Другого пути нет ни у кого, а он уже взял здесь жизни дикарей кигани, самых прямодушных детей местных кровожадных богов и теперь должен поплатиться отдав взамен свою жизнь. Здесь все бесполезно и тщетно, любые усилия, любые свершения, все идет по кругу насилия, замыкаясь от убийства до смерти. Это страна безнадежности, не зря на этом чертовом прииске добывали тантал, это очень правильно, что металл, встречающийся в таких огромных количествах лишь здесь, практически открыто лежащий на поверхности земли, назван именем древнего героя, чье имя стало синонимом тщетности всех усилий и бесполезных мук. Да, это страна Тантала. Страна, где человеческая жизнь не стоит ничего, а путь для нее лишь один — насилие. И тщетны любые попытки разорвать этот замкнутый круговорот горячей, пролитой убийцами крови. Страна Тантала…

Максим до скрежета стиснул зубы, усилием воли гоня прочь эти обессиливающие, ненужные и опасные сейчас мысли, постарался настроиться на лихой позитивный лад, вернуть себе азарт и боевой задор, то единственное, что практически всегда гарантирует победу в бою. Зажмурился на секунду, отгоняя наваждение, а когда открыл глаза, головная вертушка уже скакнула из-за раскидистых крон деревьев, входя в зону пуска.

Первой шла кургузая «восьмерка», размалеванная ярко-желтыми полосами по темно-зеленому фону, на фюзеляже блестел, отражая солнечные лучи свежей краской, голубой флаг с желтой звездой по середине — эмблема правительственных войск. За ней на расстоянии метров в сто величественно плыл индийский Ми-17. Замыкала воздушную кавалькаду еще одна «восьмерка». Все было точно так же, как во время разведки, ничего не изменилось и это вселяло определенную уверенность и надежду на успех. Головной вертолет уже уверенно плясал в центре черного кольца прицела.