Дикие псы
Шрифт:
— Ты следаку в ментовке жаловаться будешь, понял? Твои палачи вчера Коську избили? Анна сжала кулачок так, что острые ногти впились в ладонь, оставив на коже красные полоски.
— Чего? — На сей раз недоумение Жени было совершенно искренним, и девушка это почувствовала. — Да ты чего, Ань. Я честно дела веду, беспределом не занимаюсь, спроси у кого хочешь. Встретились с утра, я твоему братцу предъяву кинул, как полагается, срок назначил. Все нормально было, по-мирному, без обидок. Честно. А что, избили, да?
— На какой процент вы договорились?
— Пятнадцать, — и поскольку процент был явно завышен, Евгений поторопился объяснить: — Сама прикинь, бумаг на квартиру у его приятеля не было, так что из гарантий — только слово. А риск стоит денег. — Он понимал, что Анна может пожаловаться своему ухажеру. Конякин же, известный в определенных кругах как Жорик Арзамасский,
— Коська сказал тебе, что отдаст деньги? — быстро спросила Анна.
— Конечно, — усмехнулся Евгений. — Твой братан — пацан правильный оказался. До разборок доводить не стал. Расписку-то он подписывал. Так что… В Анином мире, даже в безвыходном положении, можно было что-то предпринять, попытаться выкрутиться. И сложившуюся ситуацию тоже можно было переиграть. «Забить стрелку» и «перетирать» вопрос при помощи авторитетной братвы. Конечно, десять и даже пятнадцать штук гринов не те деньги, из-за которых станут поднимать шум на весь мир. И дело было бы не в деньгах, а в предъявах обеих сторон. Предъявы иногда обходятся подороже денег. Братва добазарилась бы, что Коська за бабки не отвечает, и сказала бы Жене Седому получать долги с Коськиного приятеля. На худой конец, срезали бы часть долга. Коське пришлось бы платить не всю сумму, а хотя бы треть. Ну, половину. Вполне реально. Если бы не одно «но». Согласившись расплачиваться, Коська «высунул язык». А «по понятиям», «высунувший язык» добровольно принимает на себя все обязательства перед предъявляющим. Теперь любая разборка стопроцентно закончилась бы суровым вердиктом: «Должен платить». Все.
— Сколько он должен? — быстро спросила Анна. — Одиннадцать и… сколько там по процентам?
— Две двести двадцать пять. Двадцать пять я опущу из уважения к тебе лично. Итого тринадцать штук и еще двести долларов.
— Срок?
— Три дня.
— У тебя чердак сорвало, Женя, от жадности? — поджала губы Анна. — Если бы этот дурак, мой братец, мог достать в три дня тринадцать штук, он не стал бы занимать одиннадцать у тебя.
— Меня это не касается, — в тон ей ответил Евгений. — Его проблемы, где достать деньги.
— Какой срок стоит в расписке?
— Месяц.
— Через месяц получишь деньги. Все, до последнего доллара.
— Три дня, — категорично ответил Евгений.
— Это беспредел, Седой. Ты парень образованный. Понятия знаешь. За беспредел придется ответить.
— Не надо кидать понты, Анечка, — он засмеялся, понимая, что выиграл. — Я пуганый. Это не беспредел. Это штраф за «кидалово». Все законно. Спроси у своих знакомых из братвы. Они тебе объяснят. Это во-первых. А во-вторых, твой братец уже согласился платить. Так что… Ничем не могу помочь. Три дня. В трубке запищали короткие гудки. Анна знала Евгения как очень жесткого дельца. Выбивая долги, он не стеснялся в средствах, но при этом старался всегда действовать «по понятиям», избегая неприятностей со стороны теневых «правоохранительных» структур. Несколько раз на него пытались наехать, но безрезультатно. Евгений прикрывался грамотно и со всех сторон. Регулярно отстегивал на общак, обеспечивая поддержку братвы, и ментам, чтобы не попадать в поле зрения официальных органов, а также всегда иметь самую полную и оперативную информацию по всем интересующим его вопросам. Тем не менее к избиению Костика Седой не имеет ни малейшего отношения. В таком случае, кто и почему это сделал? Когда вчера вечером позвонил какой-то парень и сухим, предельно натянутым тоном сообщил, что Костика избили на улице и что он не приедет ночевать, Анна едва не лишилась дара речи. Она жила ради брата, заменив ему мать и отца. Ей хотелось, чтобы Коська вырос нормальным, даже в такой стране и в такое время. Или, еще лучше, уехал учиться за границу и жил бы там. Именно ради Коськи Анна начала встречаться с Георгием. Она помогла брату поступить в институт, заплатив одному из помощников ректора. Именно она устроила так, что Костик работал в фирме Георгия, не посещая лекций месяцами, и при этом без звука допускался до экзаменов и зачетов. Правда, надо отдать ему должное, сдавал он все сам, честно и всегда очень хорошо. Педагоги были им довольны. Сколько денег сжирала такая жизнь. Сколько денег… И вот
— Здравствуй, — сказала она и улыбнулась. — А я пыталась до тебя дозвониться…
— Да? — перебил Георгий, глядя поверх ее плеча в глубину квартиры. — Интересно. Я все утро был на работе. Никуда не выходил.
— А твоя секретарша сказала… Не дослушав, Георгий бесцеремонно отодвинул Анну рукой и вошел в прихожую. Он и раньше не отличался изысканностью манер, но сейчас у девушки появилось ощущение нарочитости, намеренной грубости. Что-то было не так. Оба широкоплечих, не проронив ни звука, последовали за Георгием. А тот по-хозяйски прошествовал по коридору, заглянул в обе комнаты, в ванную, в кухню.
— В чем дело? — встревожилась Анна.
— Может, угостишь чем-нибудь? — с неприятной насмешливостью поинтересовался Георгий.
— Да, конечно, — девушка смутилась. — Извини. Она прошла в комнату, открыла бар, достала стаканы, бутылку водки. Когда Анна повернулась, Георгий уже вольготно устроился в кресле. Широкоплечая парочка встала «на карауле» у двери.
— Они будут пить? — спросила Анна, указывая на молчаливых гостей.
— Будут, будут, — утвердительно, с прежней насмешливостью кивнул Георгий. — Ты наливай.
— Что-то случилось? — Она остановилась у стола, прижимая к груди бутылку и стаканы.
— А ты, конечно, не в курсе?
— Не пойму, о чем ты?
— Где этот придурок?
— Кто?
— Братец твой, конечно, кто же еще.
— Я не… — Анна недоуменно взглянула на Георгия. Тон у него был не просто неприязненный — враждебный. — Что случилось?
— Этот гаденыш «обул» меня почти на сотню тонн баксов, — с нотами деланного равнодушия ответил он. — И, как я подозреваю, не без твоего ведома. Более того, лично мне кажется, что именно ты и подкинула ему эту идейку.
— Я? — Анна едва не выронила бутылку и стаканы. — О чем ты говоришь? Клянусь, я ничего не знаю ни о каких деньгах.
— Ну конечно, — он усмехнулся. — А принять братца на работу просила исключительно из врожденного альтруизма, да? Ты знаешь, кому это рассказывать будешь? — Георгий резко посерьезнел. — Шлюха дешевая, тварь, прошмандовка вокзальная. Взял из-под забора, обул, одел, квартиру купил, бабки как с куста. Шмотки, цацки. Мало вам было? Вы, значит, решили еще хапнуть? И как делили? Пятьдесят на пятьдесят? Хотя… Что это я? Твой братец, му…о грешное, сам ничего путного придумать не может. Ты ведь все обмозговала, значит, и получать должна была больше. Семьдесят процентов? Или семьдесят пять? А? Так как деньги возвращать думаете? Наликом выложите? Впрочем, у вас, наверное, и денег-то уже нет. И тут Анна поняла.
— Так это твои… Коську? Георгий хмыкнул.
— Пусть скажет спасибо, что жив остался, гаденыш. Башку ему надо было оторвать, пид…су.
— Ах ты, тварь, — девушка, почти не размахиваясь, запустила в сидящего Георгия бутылкой. Тот попытался увернуться, но не успел. Увесистый, толстого стекла «Смирнов», на две трети заполненный водкой, ударил его в лицо, аккурат над правым глазом.
— Су-ука, — взвыл Георгий, зажимая глаз рукой. — Дешевка, падла. Огромным усилием воли он оторвал пальцы от рассеченной брови. Глаз его заливала кровь, зато второй сверкал такой злостью, что Анна невольно попятилась. У нее возникла уверенность, что бывший ухажер сейчас достанет пистолет и выстрелит. Оружие у него имелось. Какой же деловой теперь ходит без пушки? Но, вопреки ожиданиям, Георгий не стал доставать оружие. Вместо этого он улыбнулся зловеще.