Дикие псы
Шрифт:
— Вы еще помните мое имя?
— Работа такая, — чувствовалось, что Юрий Иванович Дрожкин очень доволен произведенным эффектом. — Чем я могу вам помочь?
— Юрий Иванович, у меня к вам деликатная просьба.
— Деликатные просьбы — моя специальность, — ободряюще произнес Дрожкин. — Что случилось?
— Видите ли, у меня появилось подозрение, что Георгия Андреевича обворовывают.
— В каком смысле? — насторожился собеседник. — Не могли бы вы уточнить, что значит «обворовывают»?
— Крадут деньги.
— Из кармана, из квартиры, из машины? Конкретизируйте, пожалуйста, — голос Дрожкина стал деловитым и собранным.
— Нет. В фирме. Кто-то крадет деньги из фирмы.
— Как вы это узнали?
— Видите ли, Георгий взял на работу моего брата. В бухгалтерию. И Костик…
— Простите, Костик — это имя брата?
— Совершенно верно. — Анна замялась. — Так вот, Костику кажется, что кто-то ворует деньги. Деньги сдаются в бухгалтерию под роспись…
— Из чего можно сделать вывод, что вор сидит в бухгалтерии, — закончил вместо нее Дрожкин.
— Именно так. Сами понимаете, подобными обвинениями просто так бросаться не принято, а непосредственных доказательств у моего брата нет.
— Угу. — Дрожкин подумал секунду. — Вы позволите щекотливый вопрос?
— Конечно.
— О какой сумме идет речь? Приходилось соображать быстро. Костик устроился на работу примерно полгода назад, следовательно…
— Около ста тысяч долларов в течение последних шести месяцев.
— Ух ты, — Дрожкин озадаченно хмыкнул. — Теперь вы меня удивили. Серьезные деньги, даже для очень богатого человека.
— Именно поэтому меня и волнует пропажа, — поддержала реакцию собеседника Анна. — Я склонна полагать, что очень скоро это будут не просто серьезные деньги, а наши серьезные деньги. На слове «наши» она сделала многозначительное ударение. Дрожкин понял намек.
— Вот как? Поздравляю. Не сомневаюсь, что этот брак будет счастливым.
— Спасибо. — Анна выдержала надлежащую паузу. — Так я могу рассчитывать на вашу помощь?
— Разумеется. Только хочу сразу предупредить. В подобных случаях трудно давать стопроцентные гарантии. Но я постараюсь. Вы могли бы предоставить мне список сотрудников бухгалтерии? То есть я могу получить его и по своим каналам, — быстро оговорился Дрожкин, — но это займет время, а время — деньги, как известно. Причем в вашем случае поговорку следует понимать буквально.
— Да, конечно. Я дам вам список.
— Прекрасно. Подвозите его завтра с утра. Я лично займусь вашим делом. Надеюсь, мы в самое ближайшее время выясним, кто же решил погреть руки на ваших капиталах.
— Благодарю вас.
— Значит, я жду вас завтра утром.
— Обязательно буду.
— До встречи.
— До встречи, Юрий Иванович. Анна повесила трубку, откинулась на подушку и закрыла глаза. В свое время Дрожкин произвел на нее впечатление человека, который хорошо умеет делать то, что делает, и точно знает, чего хочет. Бульдожья хватка в сочетании с мягким голосом и улыбкой доброй няни. Такому положи в рот палец — за милую душу отхватит руки по самые плечи. Анна лежала и думала. Что будет, когда Дрожкин выложит ей «крысу» на блюдечке? Она искала ответ и не находила. Зато на второй вопрос Анна знала ответ совершенно точно. Что будет, если Георгий прав и «крысой» действительно окажется Костик? Опекаемый, послушный, начитанный, вежливый Костя? Поддался влиянию институтских «друзей» или просто решил вкусить красивой жизни? Как тогда? А тогда, подумала она, у нее не станет брата-вора. Костя не должен быть вором. Это предательство по отношению к ней, к погибшим родителям, к самому себе. Зачем жить, когда все рухнуло? Зачем жить, если жизнь лишена самого главного — смысла? Правильно, незачем. Пистолет достать — не проблема. Решим все разом. Судорожный спазм сдавил горло, дрогнули губы. У нее не хватало сил на то, чтобы быть сильной. Хотелось чувствовать себя слабой, скинуть с плеч хотя бы часть забот и страхов, но вокруг никого, пустота. Даже Коська ушел в свою жизнь, не оставив ей ничего, кроме одиночества и сестринских чувств, плавно смешавшихся с материнским инстинктом. Анна ждала слез, но глаза оставались сухими. Слезы — признак слабости, а она по-прежнему оставалась сильной. За себя и за Коську. В этом мире нет счастья для слабых. За свой кусок сладкого пирога приходится драться. Нужно распихивать других кулаками, локтями, коленями, если не хочешь оказаться у пустого стола, подбирая крошки, оставшиеся после удачливых. Ей нужен был этот кусок пирога. Она хотела быть счастливой. И хотела, чтобы Коська был счастлив. Ни одна слезинка так и не обожгла ей щеки. И когда по прихожей прокатилась заливистая трель звонка, Анне даже не пришлось смотреть в зеркало. Она давно уже разучилась плакать.
К большому облегчению Жигулова, Боря Григорьев подготовил все, как и обещал. В половине восьмого на служебную площадку подогнали еще две «БМВ». Конякин подъехал минута в минуту. Выбрался из салона новенькой «Вольво», пожал руку Жигулову, кивнул понятым и сотрудникам ГИБДД, отдельно поздоровался с Григорьевым, безошибочно угадав в нем старшего, оглядел ряды машин на обширной стоянке. Зацепил взглядом стоящие особняком «БМВ». Оценил свою «красавицу», стараниями умельцев-слесарей обретшую прежний ухоженный вид.
— Ваше хозяйство? — спросил равнодушно, косясь на ржавый раздолбанный рыдван, которым, должно быть, пользовались еще Ной с сыновьями. — Бедновато, бедновато.
— Да уж как есть, — ответил Жигулов. — У нас ведь со спонсорами не густо.
— А что так? — усмехнулся Конякин. — Или родная милиция уже стране не нужна стала? Коммунизм наступил? Григорьев матернулся беззвучно, демонстративно отвернулся, принялся рассматривать проплывающий по Кольцевой дороге пестрый автопоток.
— Давайте ближе к делу, — пресек развитие щекотливой темы Жигулов, подзывая понятых. — Гражданин Конякин, вам знакома какая-нибудь из этих машин? — и указал на выстроившиеся в ряд «БМВ».
— Конечно, — кивнул тот, не переставая улыбаться. — Та, что в середине. Это моя машина. Ее угнали три дня назад.
— Прекрасно. Пожалуйста, вместе с нашим сотрудником, в присутствии понятых, осмотрите машину и составьте перечень повреждений. Конякин засмеялся.
— Ой, бросьте, нашли и ладно.
— Осмотрите, пожалуйста, машину, — твердо не то попросил, не то приказал Жигулов. Ему вдруг стало неприятно. Сбывались слова Владимирыча и адвоката. Похоже, Конякину было плевать на машину, которая стоила под сотню тысяч долларов. Он скорее всего уже успел поставить на ней крест. Нашли? Прекрасно. Не нашли бы — в петлю бы не полез.
— Ну если вы настаиваете… — Конякин подошел к «БМВ», постоял рядом несколько секунд, обернулся. — Нормально все. Претензий не имею. Можно ехать?
— Сначала протокол, — Жигулов раскрыл кожаную папку, в которой носил чистые бланки. — И расписочку. Что все на месте, машина не повреждена.
— Само собой, — Конякин улыбнулся по-приятельски, подошел. — Сколько вся эта бодяга займет? Минут в десять уложимся?
— Ну что вы, Георгий Андреевич. Полчаса минимум.
— Слушай… Тебя как звать-то?
— Жигулов Анатолий Сергеевич. Следователь. Двести сорок второе отделение.
— Толя, значит. Слушай, Толя, мы оба люди взрослые, серьезные. Ну к чему нам эту байду разводить, а? Тачка в порядке, претензий у меня нет. Что там надо оплатить, я оплачу. По таксе, без базара. — Конякин, похоже, и сам не замечал, как переходит на привычный стиль разговора. — Давай сделаем так. Ты меня сейчас отпускаешь, а завтра я подскочу к тебе в отделение, подмахну нужные бумажки, ну и рассчитаемся, как положено, идет? Жигулова коробило это панибратски-покровительственное «Толя». Тем не менее он старался не обострять ситуацию. Весь день шел наперекосяк, еще и сейчас?.. Увольте. Потерпит как-нибудь. Ну недополучил человек в свое время ремнем по заднице — теперь уж не исправишь. Поздно. Так стоит ли глотку драть, нервы себе портить?