Дикие псы
Шрифт:
— Воспользуйся, воспользуйся, — сказал, чтобы не обидеть, и пошел к двери. Остановился на середине комнаты: — Да, а со стволами-то что? Не проходят у нас по мокренькому? Жигулов покорно — долг платежом красен — заглянул в заключение экспертов, покачал головой:
— Нет, Олег. Не проходят. Теперь ведь как шлепнут кого-нибудь, тут же пушку и бросают. Кому же охота лишний срок в кармане таскать?
— Это верно, — согласился с тяжким вздохом оперативник. — Ну что ж, раз такое дело… Допрашивать задержанных ты не желаешь, стволы — пустышка… Вернемся к трудовым будням. Он вышел из кабинета, а Жигулов принялся оформлять очередную бумагу. Постановление о выделении дела в отдельное производство. Еще через пятнадцать минут он стоял перед начальником отделения, полковником Ачаловым Михаилом Михайловичем или, как его ласково
— Товарищ полковник, — талдычил по третьему разу Жигулов. — Мне крайне необходимы люди для «наружки».
— Да я понимаю, голуба, — по третьему же разу с отцовской сердобольностью отвечал Михмихыч, прижимая огромную пятерню к необъятной груди. — Понимаю. Но и ты меня пойми. Вас ведь вон сколько, — и обводил свободной рукой кабинет, хотя в нем и не было никого, кроме Жигулова и собственно Михмихыча. — Полное отделение вас. И каждому что-то нужно. Одному оперов в «наружку», второму в засаду срочно народ понадобился, третьему… — Примолк на пару секунд, видимо, не зная, что же именно понадобилось этому третьему, закончил бодро: — Еще что-нибудь. А где взять, голуба? — И в радостном изумлении развел руками, словно бы все сотрудники отделения одномоментно растаяли в воздухе. — Где взять-то, а? Скажи? Мне каково? Нету у меня людей, — взывая к ментовской совести, увещевающе заканчивал он. — Не-ту. Разве я отказал бы, голуба? Но… Чего не могу, того не могу. Пойми, заняты все. У каждого по полтора десятка своих дел, куда там чужие. Эти бы разгрести. Да ты не обижайся, голуба, не обижайся. Я же к тебе со всей душой.
— Товарищ полковник, — упрямо повторял Жигулов. — Мне нужны люди для «наружки». Чистое дело. Показатели опять же.
— Это с пистолетами? Или с баксами фальшивыми? — хитровато приподнял бровь Михмихыч.
— Откуда информация, товарищ полковник? — насторожился Жигулов.
— От верблюда, голуба. Сорока на хвосте принесла. Мне, голуба, по должности полагается знать все, что в нашем царстве-государстве делается. Так что? С долларами дельце?
— С долларами, — кивнул Жигулов.
— Ты и постановление уже, наверное, выписал, да? — с деланным сочувствием кивнул Михмихыч.
— Выписал.
— Зря.
— Почему?
— А потому, что с делом этим линейщики с Курского разбираются, — объяснил Михмихыч. — Они начали, им и карты в руки. И попутного ветра. Вот ты им заключение экспертизы по долларам этим отправь и вперед. К трудовым подвигам. У тебя ведь, голуба, если не ошибаюсь, дело об угоне уже практически в стадии обвинительного заключения? Нет?
— Да.
— Вот. Опять же за пушки возьмись. Тем более что и бегать никуда не нужно, и «наружку» ставить. Вон они, твои подопечные, в КПЗ прохлаждаются. Кстати, — озаботился он вдруг честью мундира. — Ты им постановление о привлечении-то когда предъявил? Вчера? Или сегодня утречком? Знал Михмихыч о том, что постановление еще не предъявлено. Знал, конечно, иначе и спрашивать бы не стал. Но бил «в десятку», точнехонько. Любил полковник эффектные ходы.
— Не успел еще, — скрипнул зубами Жигулов. Убедить в чем-либо Михмихыча означало, по меньшей мере, совершить подвиг. Тот, не мытьем, так катаньем, добивался своего. Пудрить мозги полковник умел, как никто другой. Потому, наверное, и стал начальником отделения.
— Не успел? — деланно изумился Михмихыч. — Вот тебе и на, бабушка, Юрьев день. А говорил, заняться нечем.
— Это не я говорил. Это вы говорили.
— Ну я говорил, — легко согласился полковник. — Какая разница? Вот и займись, займись. А то непорядок, голуба, получается. Сутки, почитай, люди в КПЗ парятся и даже не знают, за что.
— Эти знают.
— Тем более. Официально, голуба, надо все оформлять. Официально. Без бумажки мы… кто? Правильно, букашки. На тебя же потом адвокат налетит, аки коршун. На каком, мол, основании?.. — Вздохнул тяжко, заботливо. Ну ни дать ни взять — отец родной. — Так что давай, действуй. Вот прямо сейчас и займись.
— Значит, не дадите людей?
— Голу-уба, я же тебе уже пять раз объяснил. Дал бы, мне не жалко. Но не-ету. Понимаешь? Не-ету. — Михмихыч подумал и добавил уже тверже: — И весь сказ.
— Разрешите идти? — холодно спросил Жигулов.
— Обиделся все-таки, — пробормотал озадаченно Михмихыч. — Странный ты человек, Анатолий Сергеич, ей-Богу. Тебе объясняешь, объясняешь, а ты… — Посмотрел на Жигулова снизу вверх, обреченно махнул могучей лапищей. — Иди, иди. Чего стоишь? Нету свободных людей. Иди, работай. Жигулов вернулся в свой кабинет, тяжело плюхнулся на стул, посмотрел на серую папку «дела». Вот так и гробятся благие начинания, подумал он. А потом ведь удивляться будем, что это у нас мошенничество махровым цветом расцветает? Как же так? Что такое? Да тут что хочешь зацветет. То людей нет, то законов. Зазвонил внутренний телефон. Жигулов снял трубку.
— Слушаю.
— Сергеич? Это Амелин. Тут ответ пришел из Центральной, на Ледягина.
— Да, Миш. Есть на него что-нибудь?
— Ничего.
— Что, совсем ничего? — недоверчиво переспросил Жигулов. Он-то ожидал хоть каких-то крупиц, а тут…
— Совсем, Сергеич. Приводов не имел и даже в детской комнате на учете не состоял.
— Этот парень что, на другой планете рос? — пробормотал Жигулов изумленно.
— Не знаю, — усмехнулся Амелин. — Может, и на другой, раз ничего нет.
— Ну понял, — Жигулов был разочарован. Хорошенькое подспорье в деле. Он открыл папку, достал паспорт Дмитрия Павловича Ледягина. Студент института культуры. Вроде благополучный участок. «Яма» [2] где-то в том районе имеется, ходила такая информация, а вот чтобы фальшивые баксы всплывали… Нет, не припоминал он такого, как ни старался. Вообще-то у Жигулова с самого начала появились сомнения в том, что Ледягин лично «гравирует». Маловероятно. Но то, что он как-то связан с изготовителем купюр, — факт. Возможно, кстати, именно Ледягин Дмитрий Павлович «отметился» на Курском. Хорошая версия. Имеет право на существование. Вот только ему, Жигулову, от этой версии ни жарко, ни холодно. Людей для «наружки» ему так и не выделили. Самому заняться слежкой? Так ведь это только в кино да в книжках все гладко, просто и быстро. А в жизни… Во-первых, непонятно, сколько придется «топтаться», а ему надо заканчивать дело с угоном. Иначе Михмихыч живьем съест. Кажущаяся простота полковника не обманет и крокодила. Во-вторых, если Ледягин действительно связан с изготовителем фальшивок, значит, будет осторожничать. «Наружку» из трех человек заметить сложно. Из пяти практически невозможно. При условии, что она грамотно выстроена, конечно. А вот «одинарный хвост» вычисляется элементарно. Стало быть, можно гражданина Ледягина и спугнуть. Тот, в свою очередь, спугнет поставщика «гравюр». По всему получается, что дело придется отложить. Жалко. Можно было бы лишнюю галочку в отчете нарисовать. Сейчас не старые времена, конечно, но отчетности-то никто не отменял. Осталась, родимая. Жигулов решительно придвинул к себе телефон и принялся набирать номер районной юридической консультации. Ладно, думал он, терзая клавиатуру потрепанного «Панасоника». Сегодня закончим оформлять документы по делу об угоне и о конфискованном оружии, благо здесь все ясно, а завтра, на свежую голову, решим, что с фальшивками делать.
2
(жарг.) — точка распространения наркотиков.
— Я тебе говорю, — быстро и горячо объяснял Артему Славик. — Три таких жлоба здоровенных, еще больше тебя, погрузили в иномарку и увезли. Артем отложил книгу — «Теорию и практику шахматной игры» взял, не что-нибудь, — посмотрел на спящего Костика. Хорошо, что тот ничего не слышал, дрых со вчерашнего вечера, как убитый. Ему сейчас лишний раз волноваться не полезно. Здоровяк подумал, поскреб зарастающий кустистой рыжей щетиной подбородок.
— Может, Евгений… этих… выбивал прислал, а? — предположил он. — Сперва Профессора избили, теперь за сестру принялись.
— Нет, — покачал головой Слава. — Евгений ведь молодой еще совсем. Нас чуть постарше, так?
— Ну да, — согласился Артем. — Может, на пару лет.
— Вот. А эти взрослые были, лет сорока, крутые. И машины у них. «БМВ» такой… шикарный, и «Вольво» — конфетка. Не похоже на «шестерок».
— Тогда жених. Профессор говорил, у сеструхи его жених крутой имеется. Может, он?
— Вряд ли, — Славик прищурился, вспоминая увиденное. — Не могу сказать, что она прыгала от радости, когда в машину садилась. Наоборот. Ее чуть ли не волоком втащили.