Дикии? кот
Шрифт:
Широко раскрытые глаза смотрят на меня, когда обхватываю ее, впиваясь пальцами в мягкую кожу ее круглой попки.
— Ты такая красивая, детка. Принимаешь мой член, как хорошая девочка.
Она выдыхает и проводит ногтями по моей спине, царапая кожу. Ее предыдущий оргазм все еще капает между нами, когда ее великолепные глаза закрываются, и она наконец начинает двигаться.
— Смотри на меня, Эверли.
Ее глаза переходят на мои, она обхватывает меня за плечи и прижимается ко мне, набирая скорость и вбирая меня все глубже,
В этот момент рвется последняя ниточка контроля, за которую я отчаянно цепляюсь, и меня уже ничто не сдерживает.
Прижимаясь губами к ее губам, проглатывая ее стоны, трахая ее снова и снова.
Ударяя в это тайное, сладостное, скрытое местечко внутри нее. Мы поднимаемся все выше и выше, пока нам больше некуда деться. Между нами нет пространства. Только мы двое.
Никогда в жизни не чувствовал себя так охренительно хорошо.
— О боже. Кросс… — Эверли откидывает голову назад, ее длинные волосы целуют верхнюю часть моих бедер, она выгибает спину и впивается ногтями в мои плечи. Ее чертовски безупречные сиськи с красивыми розовыми сосками, идеально заостренными, так и просятся, чтобы их пососали. Она стонет, когда обхватываю ртом один из них и прижимаю ее тело к своему. Я проникаю так глубоко, что вижу гребаные звезды.
Мои мышцы напрягаются с каждым резким движением бедер, с каждой каплей соков от ее предыдущего оргазма, скользящей по моему члену. Каждый сексуальный стон, срывающийся с ее губ.
Я хочу удержать ее.
Клеймить ее.
Чтобы она чувствовала меня между своих ног в течение долгих долбанных дней.
Вся, блять, моя.
В основании моего позвоночника закипает яростная, раскаленная до бела лава, когда огненная, всепоглощающая потребность грозит сжечь весь мир вокруг нас, и мы трахаемся до беспамятства.
* * *
Мы лежим, с обмякшими конечностями и сплетенными ногами, еще долго после того, как оба спустились с высоты. Голова Эверли лежит на моей груди, а я играю с ее волосами. Прохладный влажный воздух танцует над нашими разгоряченными телами. Никто из нас не разговаривает. Слова не нужны. До тех пор, пока по ее коже не побежали мурашки.
— Ты замерзаешь, Золушка. Думаю, нам лучше пойти в дом.
Она поднимает голову и упирается подбородком в мою грудь, на ее лице появляется озорное выражение.
— Не думаю, что когда-нибудь буду смотреть на дождь так же.
Провожу рукой по выступам ее позвоночника и легонько шлепаю по ее идеальной заднице.
— Я всегда любил дождь. То, как он смывает все. Мне нравится, как он пахнет и как ощущается. Когда я рос, мне нравилось, что дождь превращается в лед. На льду мы могли кататься на коньках на озере в центре города. Но должен сказать, что никогда еще не любил его так, как сегодня.
Радионяня трещит, улавливая болезненное хныканье Джекса.
— Черт. Я должен проверить его. У него прорезаются зубки, и у него небольшая температура.
Я
— Ты будешь здесь, когда я вернусь?
Она кивает, но не произносит ни слова. Она снова потерялась в своих мыслях.
Я чувствую на себе ее взгляд, когда захожу внутрь, и думаю, не собирается ли она броситься наутек.
Она просила меня не отпускать ее, даже когда она убегает.
Думаю, она еще не поняла, что я никуда не собираюсь уходить.
Разве что в погоню за ней.
Не уходи.
Проклятье. Эти слова проносятся в моей голове и заставляют меня чувствовать себя ужасно. Он думает, что я сбегу, даже после сегодняшнего вечера. Даже не могу злиться, потому что моя голова говорит мне бежать как можно дальше и быстрее.
Потому что после этого…
Будучи настолько честной.
Настолько уязвимой.
Я не уверена, где меня это оставляет. Оставляет нас. Черт. Он прав. Я уже думала о том, чтобы все закончить. Самосохранение — сука. И оно говорит мне, что я не переживу Кросса Уайлдера.
Монитор снова трещит, и я слышу голос Кросса, который пытается успокоить Джекса.
— Эй, приятель. Иди сюда, — воркует он своим успокаивающим голосом. — Не очень хорошо себя чувствуешь, да?
Плач Джекса усиливается, и Кросс вздыхает.
— Ладно, ладно. Давай тебя переоденем, а потом пойдем искать бутылочку, хорошо? Может быть, если нам повезет, Золушка все еще будет здесь, когда мы вернемся вниз.
Я подхватываю с земли его рубашку и надеваю ее, затем собираю остатки нашего беспорядка и направляюсь внутрь в поисках чего-нибудь выпить… Чего-нибудь согревающего.
Чайник уже свистит, а я ем печенье, которое нашла в шкафу, когда Кросс входит на кухню с Джексом на руках. Ага. У меня есть фетиш на папочек. Это официально. Потому что мой мужчина — с голой грудью и ребенком в светло-голубой пижамке, свернувшимся калачиком на большой, широкой, голой груди Кросса — просто охренительно потрясающий. Святой горячий папочка.
Я хочу этого.
— Нашла печенье? — поддразнивает и я киваю.
— Полагаю, это воздержание от шоколадных тортов закончилось?
— Я решила, что жизнь слишком коротка, чтобы не наслаждаться тортом… и печеньем. Вообще всем сладким. Ранее я ела мороженое из коробки с мамой и тетей. Хвала небесам за хорошие гены, иначе я была бы размером с дом.
Кросс смотрит на свою рубашку, свисающую с меня. Она такая большая. По его лицу скользит дерзкая ухмылка, а затем он проводит губами по моим губам.
— Ты хорошо смотришься в моей одежде, Золушка.
— Мм-хмм… — хмыкаю, потому что слова даются с трудом, когда твои яичники необъяснимо взрываются. А сердце… Ну, оно занято другими делами.