Дикий + бонус
Шрифт:
— Почему ты отдал меня в детский дом?
Откинувшись на кожаном кресле, «папаша» равнодушно пожимает плечами.
— Ты мне не нужна была. Твоя мать умерла спустя какое-то время после твоего рождения. Я предлагал ей сделать аборт, но глупышка не согласилась, уверив, что будет воспитывать ребенка сама. Мне было плевать, как она собирается разбираться с тобой, но когда меня поставили перед фактом, что ты досталась мне, я понял, что мне это не нужно. У меня были проблемы с законом на тот момент, из-за которых пришлось круто менять свою жизнь. И прицеп в виде ребенка только все усложнил бы.
Он говорил это
Плита на груди становится невыносимых размеров, отчего в горле начинает першить и стягивать узлом. Я резко дергаю ручку двери и, едва не врезавшись в Матвея, несусь к выходу.
— Подожди меня в машине, — доносится сзади, но я почти не слышу.
Меня несет вперед, душит, уничтожает.
Я с самого начала подозревала о возможных причинах его поступка, но надежда, оставленная на дне ящика Пандоры, давала стимул дышать и ждать, что возможно когда-нибудь я услышу, что нужна родному отцу. Что под финальные аккорды семейной мелодрамы меня заключат в объятия и скажут, что все было ошибкой, меня искали, и теперь все будет иначе. Но счастливые воссоединения семей бывают только в фильмах.
Мимо мелькают фасады люксовых домов с идеальными газонами, а я бреду вперед по дорожке почти ничего не видя от пелены слез. Они предательски текут по щекам, хотя я очень стараюсь смахивать их ладонями. Носки старых кроссовок расплываются смазанным пятном. Удивительно, какую боль может причинить человек, которого видишь первый раз в жизни….
Глава 46
Марина
Обхватываю себя за плечи в попытке защититься от давящих тяжелых эмоций.
Сзади раздается свист тормозов, хлопок дверью, а потом меня разворачивают и рывком прижимают к себе знакомые руки. Уткнувшись носом в белую футболку, пропитанную любимым запахом, меня прорывает. Впервые за много лет я не могу остановить поток слез и всхлипов. Наверное, именно так умирает надежда.
Матвей молчит, стоически выдерживая то, что само покидает мое тело. Он просто крепко прижимает меня к себе и позволяет избавиться от груза несбывшихся ожиданий. Его пальцы запутываются в волосах, пока он гладит мой затылок. Чувствую, как напряжены все его мышцы, как гулко стучит сердце. Я не хочу быть слабой перед ним. Слабость удел для никчемных и жалких людей. Но почему-то именно сейчас мне не стыдно.
Напряжение от парня хлещет невидимыми волнами. Он злится, знаю, что злится. Я научилась читать язык его тела и жестов. А у меня не осталось сил даже на эту эмоцию. Меня как будто вывернули наизнанку и выкрутили.
Когда спустя долгие мгновения я поднимаю голову, то встречаюсь со взглядом полным… нет, не жалости. Жалость я бы не вынесла. Меня встречает поддержка в его лице и устойчивое желание отомстить.
Большие пальцы Матвея стирают слезы с моих щек, а потом его губы утыкаются в мои. Поцелуй глубокий, настойчивый, требовательный. Кажется, он таким образом пытается сказать, что он тот человек, кому я действительно нужна. Стереть из памяти все слова, которые, я уверена, он слышал. И я ему верю.
— Знаешь, как избавляются от ненужных воспоминаний? — усевшись в машину, Матвей заводит двигатель и, со свистом развернувшись, едет по направлению, откуда я только что сбежала.
— Как?
— Бьют посуду.
— Мы будем бить посуду? — с сомнением прищуриваюсь, пытаясь угадать сумасшедший план этого ненормального.
Он неопределенно качает головой, а потом тормозит прямо перед припаркованным перед домом моего несбывшегося папаши мерседесом.
— Почти, — без намека на улыбку перегибается назад и достает из-под заднего сидения биту. — Пойдем!
Матвей
— Матвей, что ты собираешься делать?
Рина неуверенно захлопывает дверь машины и подходит ко мне. Единственное, что бы я сейчас сделал с огромным удовольствием — это разъебашил голову мудака. Каждое его гадское слово, сказанное с бездушным равнодушием собственной дочери, буквально въелось в память и подогревает мое маниакальное желание убивать. Вот только сомневаюсь, что это именно то, что Ри оценит. Да и так просто этому ублюдку не спрыгнуть с крючка! Он заплатит за каждый год, проведенный девчонкой в детском доме, это я ему обещаю! Ну а пока…
— Бить стекла, — притягиваю к себе мою дикарку за шею и целую ее в висок. — Держи!
Зеленые глаза шокировано округляются, перемещаясь с меня на биту. Тонкие пальцы обхватывают орудие, с помощью которого я не раз ломал ребра подобным мудакам.
— И что мне с ней делать?
Киваю в сторону мерса, на который подонок потратил столько, сколько Ри в жизни не заработала бы сама.
— Мне кажется, он слишком скучно выглядит. Нужно разукрасить.
— С ума сошел? Я не могу!
— Мооожешь, Ри! — ободряюще ухмыляюсь, но раз ей нужна помощь, чтобы сделать первый шаг, я с удовольствием помогу. Подтягиваю дикарку к тачке и, обхватив ее сзади, беру холодные руки в свои. — Давай устроим твоему папаше фейерверк!
Размахиваюсь и под приглушенный визг хреначу битой по лобовухе. Рина вся подбирается, стоит звуку трескающегося стекла слиться с вопящей сигнализацией, а потом начинает громко смеяться. Вооот, моя девочка! Покажи ему кого он просрал, старый мудак!
— Дальше сама!
С чистейшим наслаждением медленно отступаю назад, позволяя моей Харли Квинн действовать самостоятельно! Стрельнув в меня взглядом и получив в ответ кивок поддержки, Ри замахивается и с грохотом дубасит по зеркалу. Ржу, наблюдая, как еще пять минут назад заплаканное лицо озаряется ликованием. В глазах загорается огонь, набирающий яркость с каждым произведенным ударом.
Движение слева привлекает внимание. Хороший знакомый нашей семьи, еще недавно казавшийся примером для подражания своим же детям, замирает в дверях.
— Не останавливайся, — перекрикивая сигналку, подсказываю Рине не бояться.
Но даже без моих указаний, она уже кажется вошла во вкус. Смотря прямо в лицо собственному бате, с размаху опускает биту на боковое стекло. Мудило даже не рыпается. Максимум на что способен — это сцепив зубы и сжав кулаки наблюдать за собственной брошенной когда-то дочерью. Он хорошо запомнил наш разговор и трусливо ссыт в штаны, надеясь, что уничтожение дорогущей машины станет единственной карой его поступкам. Двери соседних домов распахиваются, и любопытные рожи высовываются, чтобы узнать, чья тачка вопит о помощи.