Дикий + бонус

Савицкая Элла

— Нет, я хочу увидеть его реакцию. Не подготовленную заранее, а самую первую. Застать врасплох.

Дождавшись от Матвея одобрительного кивка, мы выходим из машины и ступаем по узкой тропинке. Странно, но шаги даются тяжело. Мне всегда казалось, что найди я своего отца, волноваться не буду, ведь он, можно сказать, мне чужой человек.

За что любят родителей? За их любовь и ласку. За готовность поддержать в трудную минуту или наказать за плохое поведение. Родители — люди, которые видели все твои шишки и продолжали

быть рядом, чтобы уберечь от последующих.

Я же всю жизнь сама себе была и отцом, и матерью. Но почему-то сейчас, приближаясь к дому абсолютно чужого для меня человека, мандраж атакует каждую клетку моего тела. Еле ощутимая надежда витает в воздухе, забираясь в нос и как вирус распространяясь по телу. Надежда на то, что меня не отвергнут, хотя именно к этому я и готовлю себя.

Пальцы Матвея крепко оплетают мои. Несмотря на то, что последует дальше, я всегда буду бесконечно ему благодарна, ведь именно он помогает мне расставить все точки над i в моей жизни.

Дверь нам открывает немолодая женщина, а следом за ней выходит тучный мужчина с сединой на висках и в дорогом костюме.

Мне начинает резко не хватать воздуха, потому как я уже знаю, что это он.

— Матвей? — раскинув руки в стороны, мужчина приближается к нам.

— День добрый, Олег Васильевич!

— Добрый! Что тебя привело ко мне? Еще и не одного?

Поприветствовав Матвея крепким рукопожатием, цепкий взгляд темных глаз впивается в меня. Не знаю почему, но я ежусь. Скорее всего, виной неискренняя улыбка.

— Может, проведете нас в ваш кабинет? Там и поговорим! — назидательным тоном предлагает Матвей, от чего получает в ответ мимолетное удивление на престарелом лице.

— Конечно, пройдемте!

Довольно темный кабинет встречает нас деловой сдержанностью. Не замечаю, как начинаю сдирать лак на ногтях, стоит усесться в кожаное кресло. Матвей присаживается прямо на подлокотник, не оставляя меня одну даже сейчас.

— Ну что ж, молодежь, рассказывайте! Что вас привело? — мужчина садится напротив и по-деловому сцепляет руки в замок. Даже в мыслях у меня не получается назвать его отцом.

— Дело давних лет, Олег Васильевич. Или вас лучше называть Игорь Степанович?

Матвей не расщедривается на лишние вступления. Бьет прямо в лоб, заставая врасплох и вынуждая хозяина дома замереть и вонзиться в него испытывающим ледяным взглядом.

— О чем ты, сынок?

— Не надо делать вид, что вы не поняли. Мы здесь не для того, чтобы играть с вами в загадки.

— А для чего же?

— Мы пришли за разгадками.

Взгляд карих глаз в очередной раз перемещается на меня. Приходится сглотнуть, так как в горле становится невероятно сухо.

— Вы? И какие же разгадки я могу дать конкретно вам? — последнее слово мужчина выделяет немного резким тоном, давая понять, что вопрос адресован именно мне.

— Девятнадцать лет назад вы оставили на пороге детского дома девочку, — слова приходится выталкивать из себя. Странно, но мне кажется, я никогда еще не чувствовала себя настолько уязвимой. Словно перед расстрелом.

На холеном лице вспыхивает неприкрытое удивление, даже скорее ошарашенность, быстро сменяющаяся пониманием. Вот правда хотя бы намека на ожидаемую радость нет.

— Матвей, — вместо того, чтобы ответить мне, он переводит взгляд поверх моей головы, — ты мог бы нас оставить на время?

— Зачем?

— Матвей, — я вскидываю голову, чтобы встретиться с внимательным взглядом, — все нормально.

— Я попрошу Галину приготовить тебе кофе, — доносится учтиво со стороны.

— Обойдусь.

Когда мы остаемся в кабинете одни, вся учтивость из внешнего вида моего папаши испаряется. Как будто он держал маску, а теперь решил от нее избавиться. Мужчина вдруг опирается на стол локтями и понижает голос, вероятно опасаясь, что Матвей может его услышать.

— Что тебе нужно?

Наверное, именно в этот момент свалившейся лавиной приходит понимание, что от этого человека мне не нужно абсолютно ничего. По тому, с каким пренебрежением его взгляд пробегается по мне, заставляя чувствовать себя букашкой, по тому, как кривятся потрескавшиеся губы и по его презрительному тону.

— Ничего.

— Да? — хмыкнув, хозяин дома приближает лицо еще ближе, настолько, что я могу рассмотреть глубокие морщины вокруг похожих на мои глаз, — а я так не думаю. Как тебя зовут?

— А вы не помните?

— Нет. Предпочитаю не держать в памяти ненужную информацию.

Первая расстрельная пуля больно вонзается в сердце.

— Тогда зачем эта информация вам сейчас? — я тоже больше не стараюсь звучать вежливо.

— Действительно, незачем. Умница, девочка. А теперь послушай. Я не знаю, как ты вышла на Кешнова и каким образом нашла меня. Но запомни раз и навсегда, если ты явилась за алиментами, то можешь забыть о них сейчас же. Я тебе ни копейки не дам.

Мне на грудь будто с размаху гранитную плиту сбросили. Легкие сдавило под тяжестью услышанных обвинений.

— Мне не нужны ваши деньги.

Издевательская ухмылка окрашивает лицо человека, которого я надеялась найти многие годы.

— Ну да, конечно. Если бы не нужны были, ты бы сюда не явилась.

Понимаю, что находиться больше с ним наедине я не могу. Одно дело, когда чужие люди обвиняют тебя во всех смертных грехах, и совсем другое, когда это делает родной по крови человек.

Рывком встаю с кресла и направляюсь к двери, когда прямо перед выходом останавливаюсь и оборачиваюсь. Я должна узнать. Этот вопрос с детства не давал мне покоя. Ногти до крови вонзаются в ладонь, когда я произношу заветное: