Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть

Данн Роб

Сидя как-то утром за одним из этих столиков, я познакомился с женщиной, которая рассказала мне о будущем городов. Со слов этой женщины я узнал, что ее отец – градостроитель, всю жизнь проживший в боливийских горах. Территория Боливии разделена на горы и равнины, и между этими регионами на протяжении тысячелетий существовала культурная пропасть, которая иногда бывала шире, иногда уже, но сохранялась всегда. Отец этой женщины был горцем, получившим образование, что открыло ему двери в большинство домов. Мало того, он был ведущим градостроителем в стране. Этот человек получил задание спроектировать новый город – город мечты. В Боливии умение фантазировать имеет долгую историю. Именно в этой стране и соседнем Перу из ничего, из грязи и нищеты, поднялась в свое время великая империя инков. Испанцы так и не сумели найти заветное Эльдорадо, но если бы они смогли пошире раскрыть глаза, то поняли бы, что золото инков – это их архитектурные шедевры и безупречно спланированные города. При наличии должного воображения империя инков может расцвести вновь.

Главной целью жизни этого градостроителя и вершиной его профессиональной карьеры должно было

стать создание города, достойного потомков инков. Планируя город, он начертил линии улиц и ряды домов. Затем он добавил к плану парки, бассейны и многоквартирные дома, а потом его воображение нарисовало цветы, которые будут украшать каждый сад – у стен будут расти гортензии, а на холмах розы. Потом он добавил к плану большие площади, обрамленные административными зданиями. Он рисовал планы, рвал их в клочья и рисовал новые. Уборщики каждую неделю выносили из кабинета кипы забракованных чертежей. Город ежемесячно как будто рождался заново. Так прошло десять лет – и вот, наконец, прозвучал финальный аккорд. План совершенного, чудесного города был готов.

Создавая этот последний вариант, отец моей собеседницы живо представлял себе, как вместе с женой переезжает в новый дом. На углу улицы он спроектировал ресторан, где его дочь встретится с каким-нибудь человеком и полюбит его. Он не просто мог представлять себе какие-то вещи, он мог распоряжаться ими по своему усмотрению. Если сделать улицы слишком узкими, то велосипедисты окажутся в придорожной канаве. И градостроитель расширял улицы, спасая велосипедистов и позволяя им беспрепятственно ездить на работу. Он мог по собственному желанию перемещать парковые скамейки, на которых будут сидеть и болтать о всякой всячине старики. Расставляя по городу статуи, градостроитель создавал ориентиры и одновременно давал возможность голубям посидеть и отдохнуть на плечах монументов. Он мог явственно представить себе попугаев, мелькающих в кронах фруктовых деревьев, и фрукты, падающие с веток в подставленные руки детей. Город стал для этого человека послушным оркестром. Градостроитель хотел, чтобы все инструменты этого оркестра звучали красиво и слаженно, чтобы мелодия была не просто хорошей, но совершенной.

У градостроителя было время для того, чтобы менять и исправлять план, и поэтому город, который он в конце концов спланировал, соответствовал универсальным человеческим потребностям и предпочтениям. Привычки и культурные обычаи меняются, как меняется и мораль. Остаются страсти, общество и необходимость сосуществовать в нем. Город должен приносить людям радость, делать их счастливее и здоровее на грядущие столетия. Потребность в общении с собаками, в цветах, в местах для встреч и разговоров на много лет переживет самого градостроителя. Под верхним слоем воображаемой будущей жизни архитектор карандашом нанес линии водопроводов, мусоропроводов и других коммуникаций долговременной инфраструктуры. Есть люди, у которых хватает терпения посадить дуб и ждать, когда они смогут отдохнуть в его тени. Этот человек решил посеять семена будущего века и дождаться начала их роста.

Сидя за столиком ресторана «У Тома», я был страшно заинтригован услышанным рассказом и масштабом дерзкой мечты. Но я сразу увидел и проблему. Насколько я знал, таких городов пока не существует – ни в Боливии, ни в любой другой стране мира. Но дочь, энергично жестикулируя, рассказывала о городе своего отца так, словно он был уже построен. Она говорила так, словно и в самом деле влюбилась в кого-то в ресторане на углу, словно ее отец и в самом деле спас велосипедистов от падений в канавы, позволил голубям летать с памятника на памятник, певчим птицам – гнездиться в президентском парке, а фруктам – созревать на растущих вдоль улиц деревьях. Я спросил: «Donde esta la ciudad?», но, прежде чем мой вопрос успел прозвучать, я уже знал ответ. Этот город так и не был построен. Более того, он не будет построен никогда. Отец рассказчицы тоже прекрасно это понимал, но, несмотря на это, продолжал каждый день проектировать его в своем кабинете, зная, что город будет жить только в его воображении. В своей чистоте и величии история, рассказанная женщиной, показалась мне воплощением красоты, чем-то вроде архитектурной новеллы. Ее сюжет говорит о той мере, в какой мы обладаем способностью изменять свою судьбу, судьбу других людей и других биологических видов. Есть в этой новелле, конечно, и второй, полускрытый сюжет – даже если мы что-то планируем, мы не всегда достигаем успеха. Но мы продолжаем планировать, упрямо делая карандашами наброски смелой мечты.

История, рассказанная моей собеседницей о своем отце, наглядно показывает, что отделяет нас от других общественных животных. Муравьи строят сети дорог, подчас превосходящие наши своим качеством. Муравьи могут работать с куда большей эффективностью, чем люди. Муравьи более рационально и с большей пользой могут использовать имеющиеся в их распоряжении ресурсы; в их сообществах могут процветать многочисленные другие виды; но у муравьев никогда не было и не будет того, чем обладал отец моей собеседницы, – способности сесть за стол и нарисовать свою мечту, опирающуюся на фундамент общечеловеческих нужд. Муравей не может схватить свою судьбу за хвост и изменить ее.

Правда, и мы не всегда мечтаем или принимаем сознательные решения. Большую часть своей жизни мы, как и муравьи, совершаем разные действия, подчиняясь лишь своим инстинктивным влечениям, и поступаем так, как диктуют нам сиюминутные обстоятельства. Но как вид мы обладаем способностью учиться на чужом опыте, преодолевая ограниченность наших индивидуальных возможностей. Мы способны разработать план, и, действуя в соответствии с ним, можем изменить не только свою личную жизнь или каких-то отдельных биологических видов, но и жизнь всего человечества и всех других живых существ. Мы можем взять в руки блокнот и нарисовать на его страницах улицы, дома и людей – наших потомков, прогуливающихся по городу. Мы можем решить, будут ли они ходить пешком или ездить на транспорте, мы даже можем определить, как они будут общаться и взаимодействовать между собой и с другими формами жизни. Я же хочу оставить вам не набор готовых ответов, а историю нескольких мечтателей с карандашами, фантазеров, отличающихся от боливийского градостроителя лишь тем, что их планы, возможно, когда-нибудь станут реальностью.

Диксон Депомье никогда не собирался становиться революционером или чертить планы городов будущего. Он просто хотел быть ученым. Рос и воспитывался он так же, как большинство из нас. Он ловил стрекоз, присевших отдохнуть на протянутые во дворе бельевые веревки, и сажал в банки с завинчивающимися крышками, а потом с интересом наблюдал, как стрекозы бьются о стекло, стараясь вырваться на свободу. Ловил Диксон и змей. Он исследовал природу, как ее исследуют почти все дети – в поисках если не истины, то хотя бы удовольствия. Любопытство привело юного Диксона в университет и в конце концов сподвигло на защиту диссертации. После этого Депомье занялся изучением паразитов, в частности исследованием трихинеллы, которую Диксон, за неимением лучшего обозначения, считает просто красавицей. Конечно, это страшный паразит, вызывающий у человека трихинеллез, но червь делает это с некой зловещей элегантностью. Интерес к проявлениям жизни привел Депомье к трихинелле, которой он посвятил двадцать семь лет своей жизни. Изучая трихинеллу, он многое узнал как о ней, так и о паразитах в целом. Диксон стал аксакалом паразитологии до того, как состарился. Именно Депомье разработал экспресс-анализ крови для выявления заражения человека глистом Trichinella spiralis [133] . Все шло так, как он и рассчитывал, даже немного лучше. Депомье спасал жизни и добывал новые знания. Но в 1999 году, в возрасте пятидесяти девяти лет, он оказался в новой, очень неприятной ситуации. Диксон перестал получать финансирование, он не мог добиться помощи ни от Национального института здоровья, ни от Национального научного фонда, ни от кого бы то ни было вообще.

133

В отличие от глистов, используемых для лечения болезней, связанных с поражением иммунной системы, трихинелла не является человеческим паразитом. Это паразит свиней, и мы заражаемся трихинеллезом только при употреблении в пищу свинины. Оказавшись в нашем кишечнике, трихинелла не знает, что ей делать. Растерявшись, она начинает сильно волноваться, и от этого мы заболеваем. Но нам все же лучше, чем трихинелле, ибо в человеческом организме она неизбежно погибает, а мы, как правило, остаемся живы.

Времена меняются, ученые отстают от жизни. В науке появляются новые области, пусть и не всегда сулящие прогресс и обретение истины, а старые области исчезают – либо на некоторое время, либо навсегда. Прежние гении лишаются поддержки, их имена предают забвению, и поля их былых сражений ждет та же судьба. Депомье наблюдал зарождение геномики, специфической области промышленной генетики, и одновременное угасание интереса к изучению реалий жизни тех или иных видов. Он снова принялся за поиски финансирования, но терпел неудачу за неудачей, поэтому решил сконцентрироваться на преподавательской деятельности. Прежде он никогда не занимался обучением студентов, но оказавшись не у дел (и без денег), он с жаром и энергией взялся за это новое для себя дело. Теперь все свои знания и опыт он вкладывал в обучение старшекурсников Колумбийского университета. Это были самые обычные студенты, уверенные, что весь мир перед ними в долгу, однако некоторых из них ожидало большое будущее. На их подготовку Депомье и обратил все свои таланты.

Депомье читал студентам магистратуры два курса лекций: курс гигиены окружающей среды – медицинскую экологию – и общую экологию. Когда Депомье приступил к преподаванию медицинской экологии, его жизнь начала изменяться. Все шло вполне сносно – одни студенты проявляли живой интерес, другие скучали, кто-то на лекциях спал, хотя большинство все же бодрствовало. Другими словами, это был самый обычный класс – до тех пор, пока Депомье не принял решение, перевернувшее всю его жизнь.

Диксон Депомье показал студентам путь гибели мира. По некоторым прогнозам, к 2050 году население Земли составит 9,2 миллиарда человек. Климат станет более жарким, что затруднит ведение сельского хозяйства. Инфекции, вызываемые патогенными микроорганизмами, снова станут ключевой проблемой не только в развитых странах, но и во всем мире, причем сохранится и проблема таких болезней цивилизации, как ожирение, аутоиммунные заболевания, социальная разобщенность и исчезновение тысяч биологических видов. «Прокормить мир будущего и сохранить его здоровье – это выше наших нынешних возможностей», – говорил он своим студентам. К 2050 году при сохранении современного уровня сельского хозяйства «нам потребуются новые угодья размером с Южную Америку. Но таких площадей не существует! По крайней мере на Земле!» Все, что говорил Депомье, было правдой, во всяком случае в масштабе имеющихся на данный момент знаний. И студенты среагировали. Они начали жаловаться [134] .

134

О настроении студентов можно судить, бросив взгляд на газетные статьи, в которых в те годы упоминали или цитировали Депомье. Вот лишь некоторые выдержки: «Ведущей причиной смерти стали болезни, переносимые комарами», «Расцвет международного туризма помогает вирусам невозбранно пересекать границы», «Невзирая на прогресс, зараженная пища вызывает заболевания у миллионов людей», «В пересаженных органах найден вирус Западного Нила». Улавливаете, в чем дело?