Дикий Порт (Райские птицы)
Шрифт:
«Полетаев может убить человека тычком пальца, — отозвался Птиц. — Чего б ему не быть добрейшим мужиком…»
Кайман стал на колени и прижался лбом ко лбу подопечной.
Лилен попыталась ощутить, что он делает. И сама поняла, что усиленное желание блокировало восприятие. Чигракова была права, отказываясь ей что-либо рассказывать. Но чем дальше, тем больше Лилен узнавала сама. Если она поймёт, что нужно делать, амортизируя димочкин высший пилотаж, то станет совершенно бесполезна. Такой вот парадокс, который крайне неприятно осознавать.
И неясно, как уберечься от информации-помехи. Разве только не смотреть на Юру, собрата по дару…
— Светик, — ласково сказал тот, не меняя позы. Длинные пальцы хирурга осторожно коснулись рыжеватых светиных висков.
— Аюшки? — мурлыкнула девочка.
— Ну-ка, что ли… причиним убытки. Есть вероятность?
— М-м…
Грохот случился такой, что впору было заподозрить взрыв. Или — что рядом врезалась в стену «крыса», ведомая суицидником.
Но Тихорецкая ограничилась меньшим ущербом.
Упала люстра.
Роскошные низки хрустальных бус рассыпались по стеклу обеденного стола, как юбки пышного платья. Стекло оказалось высокопрочным пластиком и выдержало удар.
— Уфф! — облегчённо сказал Солнце. Намотал на палец изумрудную прядь, глянул на неё, поморщился и отбросил.
— Порядок, — подвела итог Таисия. — Сестрёнка не подвела.
Скажи это Север, Лилен бы попросила уточнить. Но Чигракова непременно глянет на неё как на идиотку, поэтому пришлось напрячь мозги. Сестрёнка — это, наверное, Ксения, Ксенька-Тройняшка, которая шпионит за земными учёными. Та, благодаря которой семитерране знают о проекте «Скепсис».
— Ага, — согласился Кайман. — Ежели кого-нибудь убьют, проникнув лучами в мозг, то это будем мы с Леной. Позитив, что и говорить.
— Не пугай человека, — проворчал Солнце.
Тонкая плёнка биопластика, белесая, полупрозрачная. Заставка на старом щитовом экране — цветы, пейзажи, фотографии. Безжизненная восковая рука отца, свесившаяся с подлокотника. «Пугать? Меня — пугать? Чем? Чем ещё меня можно напугать?!»
Лилен промолчала.
…летняя ночь, окраина космопорта. Небо светло от звёзд. Одни — крупные, парящие особняком от прочих, аристократически гордые; другие — сплелись сетями; третьи неразличимы, слившиеся в ленты светящейся пыли. Тусклые фонари блюдут проулки между ангарами, делают своё дело, не затмевая славы южного неба. Вдали со стартовой площадки поднимается лайнер, межзвёздный отель, идущий в самый популярный, самый налётанный рейс — от Терры-без-номера к Древней Земле.
Хорошее начало для мелодрамы.
И финал хороший.
Лилен бы не отказалась от мелодрамы. От романтической прогулки под руку с Севером. Полутьма, только ты и я, сияние. Уходящий корабль.
Володя действительно стоял рядом, локоть к локтю…
…кто-то на небесах снимал триллер.
— Мы полностью осознаём, в каком… печальном положении оказались, — сказала, запнувшись, строгая женщина в кимоно.
Традиционный японский наряд был выдержан от сандалий до высокой причёски. Видя кого-то, столь последовательного в одежде, обычно предполагаешь маскарад или вроде того. Но при взгляде на эту становилось ясно: деловой костюм.
— Мы были опрометчивы, — добавила женщина, пронзительно-чёрными глазами окидывая похожих на статуи семитерран. — И надеемся, что совершённое преступление будет милостиво принято как ошибка.
— Вы многословны, — уронил Кайман едва слышно.
— Простите.
Кивок. Лёгкие шаги.
Солнце резко выдохнул, почти зарычал, увидев Флейту.
— С ней всё в порядке, — поторопилась японка. — Девочка устала…
Полетаев не ответил. Принял свою корректоршу с рук у второго азиата, повернулся и ушёл.
— Если требуется принести извинения…
— Мы не уполномочены их принимать, — бесстрастно сказал Этцер. — Вам известно, сотрудниками какой службы мы являемся, и какова цель нашего здесь пребывания. Соответственно, агрессию против кого и на каком уровне вы проявили. Завтра вечером здесь будет премьер-министр Седьмой Терры. Я настоятельно рекомендую местеру Терадзаве объяснить ситуацию местеру Кхину непосредственно.
Японка наклонила голову.
— В настоящий момент, — закончил Кайман, — я считаю себя вправе потребовать от вас всех сведений по данному вопросу. Касающихся как роли вашей частной армии, так и действий сотрудников Особого отдела Министерства колоний.
— Да. Конечно.
Всё это было более чем серьёзно. Речь шла не просто о человеческих жизнях — о большой политике, о конфликтах таких сил, которых Лилен со своего шестка даже не представляла. Смутно чувствовалось, что на её глазах случается что-то важное. Пугающее. Огромное…
Потому, наверно, и не умещалось оно в голове.
Местра Вольф впервые до конца осознала справедливость поговорки «меньше знаешь — крепче спишь».
Кайман понимал, что происходит. Шеверинский понимал. Наверное, Макферсон бы понял… после всех событий последнего дня воспоминание о Майке показалось блеклым и равнодушным. Ну, есть такой. Не до него сейчас. Разве что мысль мелькнула: надо же, сама стала как Майк, всё фильмами вижу… Происходящее смахивало на триллер и воспринималось как триллер.
Лилен думала, что вчерашней ночью, стоя в воротах ангара, играла роль. Роль особистки Райского Сада.
И ей это нравилось.
— А ну вон! — прохрипел старик и свесился набок с софы, пытаясь достать соскользнувший на пол мягкий плед. Голая одалиска, профессионально улыбнувшись, подняла его и подала хозяину. Остальные красотки неторопливо покидали бассейн, виляли бёдрами, кутаясь в прозрачные парео, подрагивали грудями. Сквозь стеклянную крышу лилось солнце, пробивало насквозь пышную листву зимнего сада; тень была изумрудной, лоскуты света на полу — канареечно-жёлтыми. Хозяин не любил тёмных тел, потому цветокорректированная кожа девиц белела как мрамор. Длинные их волосы колыхались, скользили по круглым плечам; ярко выделялись соски.
Наконец, за крутым задом последней девицы сомкнулись створки дверей.
Чарльз Айлэнд закрыл глаза.
Его бил озноб. И даже биопластик не мог помочь.
Нервы.
«Чёртов япошка, — подумалось старику. — Ещё переживёт меня. Отмороженный».
Охоту на людей как таковых косоглазая дрянь Ши-Ши находил занятием удручающим. И не потому, что люди как таковые плохо умели защищать свою жизнь. Сам охотник, по мнению корсара, являл в этом случае отнюдь не надчеловеческую власть и не свободу от морали, а только личностную незрелость.