Дикий вьюнок
Шрифт:
Он согласно кивнул.
— Да. Служителя опасаться не стоит, он не стал бы болтать, но зато обязан докладывать обо всех проведенных церемониях в городскую управу, так что когда и к кому в руки попадет отчет… Лучше не рисковать.
Вокруг как раз просыпался городок. Извозчиков стало куда больше, все открытые коляски были заняты и везли людей по делам или просто на утренние прогулки, тут и там звучали приветствия, смех и обмен любезностями. По тротуару шли две девушки в облачения храмовых служительниц. Похоже, те самые, которые осыпали бы нас лепестками,
Ластица… Чудесный городок, в котором ко всем прочим чудесам еще сбываются давние и полузабытые мечты.
— А можно мне отдельную лошадь? — спросила я, с трудом отрываясь от окружающего покоя. Здесь прекрасно, конечно. Спокойно, радостно и тихо, как в уютном доме, где твоего возвращения ждет кто-то вроде любимой бабушки.
Но это не мое место.
…День прошел довольно однообразно, хотя поездка получилась больше похожей на прогулку. Не скажу, что мы особо торопились, потому что часто останавливались полюбоваться на пейзаж или пропустить встречные неуклюжие обозы.
К вечеру мы добрались до небольшого городка, где дома, все как один были разукрашены темной коричнево-желтой краской, видимо потому что где-то поблизости ее и изготовляли. Таверна оказалась небольшой, но зато недавно выстроенной, судя по кучам строительного мусора, сваленным прямо во дворе. Когда мы вошли в здание, оказавшись прямо напротив широкой лестницы, так что вдалеке виднелся кусок коридора и две ближайшие двери, Янош вопросительно посмотрел на меня и я твердо ответила.
— Две. Бери две комнаты.
И он без единого протестующего слова взял две.
Поужинали мы молча и быстро. Я даже внимания особого не обратила на то, что именно ем.
Перед сном я искупалась в притащенной слугами лохани, тщательно расчесалась, натянула единственную ночную сорочку, удобную, но совершено простую, даже без единой вышивки. Когда я ее покупала, как-то не думала о том, что следующим утром возьму да и выйду замуж.
Я перетащила последнюю не затушенную свечу на столик у кровати и, подойдя к двери, нерешительно замерла. А потом подняла руку и отодвинула засов. Ладони были горячие и влажные от пота, но это быстро прошло, всего лишь стоило представить лицо Яноша в момент, когда он поймет, что дверь открыта.
Я знала, что он придет в любом случае, сделает попытку, даже если будет совершенно уверен, что я его не пущу. Янош и раньше-то был довольно упертым, а теперь, став князем, просто забыл, что такое неуверенность и на что она вообще похожа.
Сев на краешек кровати, я уставилась на дверь и подумала, хорошо бы он пришел быстрее, иначе вскоре я начну нервничать, а там, кто знает, могу и вовсе передумать.
И честно говоря… когда он вошел, на его лицо действительно стоило посмотреть. Чистое яркое изумление моментально сплавилось с облегчением и тут же ушло, превращаясь в нечто решительное и такое открытое, что сердце забилось быстрее. Хорошо бы запомнить его таким получше, чтобы потом была возможность припоминать и посмеиваться. Вот только времени запомнить мне не дали.
Одним плавным движением поставив запор на место, Янош пошел вперед и я только и успела, что вскочить на ноги.
Наверное, я слишком долго его ждала.
Наверное, и он слишком долго ждал. Мне показалось, он ко мне просто бросился. Не знаю, что было бы, попытайся я его остановить. Услышал бы он отказ? Но с другой стороны, какая разница, ведь я не собиралась этого делать.
Я много чего слышала о близких отношениях, в бараках не очень-то было принято приглушать голоса, рассказывая о личном. Та же Роксана не шибко стеснялась, пересказывая, как бывает, сносит крышу. Ну и конечно я ни разу не верила, что нечто подобное происходит на самом деле.
И это тоже было неважно, потому что когда его глаза оказались так близко, что смотреть куда-то еще стало просто невозможно, а руки обнимали меня так уверено, будто именно для этого и созданы, я успела подумать, что никогда и никто не смотрел на меня настолько восторженно и откровенно.
А потом просто растворилась в нем. Как-то вдруг нас перестало быть двое и одежда оказалась чем-то совершено лишним, так что ее наличие вызывало почти недоумение. И постоянно казалось, что он еще слишком далеко, гораздо дальше, чем должен быть.
Все время, когда его губы не были заняты, он почти неслышно что-то шептал, я разобрала свое имя и еще много знакомых слов, но толком не вслушивалась, потому что временами этот шепот походил на тихую жалобу. Вполне вероятно это и была она — единственная возможная для него форма пожаловаться на все, что произошло во времена, когда мы были слишком далеко друг от друга.
Когда я упала на кровать, то даже не почувствовала боли, хотя вероятно должна была с такой высоты удариться спиной. Янош оказался сверху и скользя по моему лицу горящими глазами, неуверенно сообщил:
— Ты должна сказать, чтобы сейчас я не спешил. Слышишь? Скажи!
И его губы, словно прозвучавшая только что просьба их никоим образом не касалась, снова скользили, крепко прижимаясь к моей коже.
— Зачем?
— Иначе тебе будет больно.
— Ну и что?
Он опять с усилием оторвался, словно в виде компенсации обнимая меня еще крепче, хотя крепче казалось давно уже некуда.
— Ведь это только раз, слышишь, — пьяно зашептал на ухо. — Всего раз, а потом… потом будет только лучше и лучше. Я обещаю.
Я запустила руки в его волосы, поднимая голову и заглядывая в его глаза. Они сверкали, как самые яркие звезды, переливались бликами света даже в тени одной-единственной горящей свечи. Это лицо над моим казалось странным сплавом камня и беспрерывно движущегося потока пыли. Я заглянула в самую глубину глаз, где плавали мои бесстыдные отражения и увидела там кое-что поразительное.
— Ты не сможешь не спешить, — заявила я и с удивлением услышала свой собственный радостный смех. Не знаю, чему именно я так обрадовалась. — Не сможешь… Но я и не хочу, чтобы ты сдерживался. Ни капли.