Дикое домашнее животное

Глушенко Елена Владимировна

Она схватила телефон и принялась искать номер своего дорогого психолога.

– Пожалуйста, не надо! – попросила я, но она меня не слушала.

Ну что ж… Оставалось последнее средство.

– Тоня, – угрожающе произнесла я. – Прекрати немедленно.

Антонина вздрогнула и уронила телефон на пол. Хорошо, что у меня в кабинете напольное покрытие.

– Подними телефон, сядь и выслушай меня, не перебивая… Пожалуйста.

Она открыла рот, потом закрыла его, покорно подняла свой мобильник, села в кресло и замерла, ожидая объяснений.

Я помолчала, подбирая слова.

А хоть заподбирайся: правда – она и есть правда. И никакие слова не изменят сути.

– Мы расстались, – откашлявшись, произнесла я. – И мне не хочется говорить об этом. Это больно.

Оказывается, это действительно больно.

Она смотрела на меня, широко раскрыв глаза.

– Бедная ты моя, бедная, – сказала наконец Антонина. – Что же ты наделала, а?

Мне захотелось огрызнуться, но сил не было.

Мы посидели в тишине какое-то время. Не знаю, о чем она думала. Лично у меня в голове не было ни одной мысли. Полный вакуум.

– Ну что ж, – она хлопнула себя по коленкам и поднялась. – Великий Инка принес своим богам еще одну жертву. Хотелось бы в конце концов понять, что это за боги.

Подруга вышла из кабинета, стукнув дверью.

Бруно вздохнул в своём углу и положил голову на лапы.

«Не плачь, – сказала я себе. – Черта с два ты бедная – у тебя есть я».

* * *

– Инна Алексеевна, это вам. Просили передать, – Надя, секретарь, протянула мне конверт.

Я отвернулась от окна, куда смотрела последние два часа, взяла конверт и заглянула внутрь. Там лежал ключ.

Ключ от моей квартиры.

– Где он? – подскочила я.

Мне вдруг так захотелось его увидеть!

– Кто – он? – не поняла Надя.

– Тот, кто принес конверт.

– Это был не он. Это была девочка.

– Девочка?!

– Ну… Может, и не девочка, – засомневалась Надя. – Но молоденькая такая…

Я опустилась в кресло.

– Спасибо, Надя.

Она вышла, а я достала ключ и сжала его – крепко-крепко. Холодные металлические зубчики остро впились в руку.

Вот теперь все действительно кончено.

* * *

Он забрал свои вещи.

Единственным, что все еще напоминало о нем, было кресло, которое он мне подарил.

Я надавила на спинку кресла, а потом отпустила. Оно закачалось: вперед – назад, вперед – назад.

Покачалось какое-то время и остановилось.

Вот и у меня все будет хорошо. Все пройдет. Все вернется на свои места.

Я снова свободна. Никому не принадлежу. Никто не может сделать мне больно.

Я опять сама себе хозяйка. Хожу, где вздумается, гуляю сама по себе. Ни перед кем не отчитываюсь, никому ни о чем не докладываю.

Я вернула себе себя.

Почему же мне так плохо?

Глава 23

Мне совершенно не хотелось ни с кем разговаривать, но телефон все звонил и звонил.

– Привет! Чем занимаетесь? – спросила мама.

– Привет! Да ничем особенным. Телевизор смотрим.

Я даже не соврала. Мы с Бруно смотрели повтор показа осенне-зимних коллекций с Миланской недели моды.

– А то приходите с Игорем ко мне – я пирожки напекла. С капустой, как ты любишь. А для собачки костей собрала.

Совершенно не представляю, как это доктору наук, профессору и зав кафедрой одновременно удается выкраивать время на банальную стряпню.

– Ау! Ты меня слышишь?

Я очнулась.

– Слышу, мамуль.

– Ну что? Придете?

Как бы так соврать половчее, чтобы не очень заметно было?

– Не знаю… Я что-то себя неважно чувствую…

– Ну, тогда Игоря пришли.

– Не могу – его сейчас нету.

– Ты же сказала, что вы телевизор смотрите!

Вот черт! Эту женщину невозможно сбить со следа.

Надо было раньше во всем признаться.

Я пудрила ей мозги почти три недели, находя всевозможные отговорки, только чтобы не встречаться с ней.

Похоже, на этот раз ее терпение лопнуло.

– Ты что – прячешь его от меня? – закричали на том конце провода. – Не хочешь, чтобы мы виделись? Может, ты меня стыдишься?!

О, Господи!

– Мам, ну что за глупости! Как ты могла такое придумать? Я не стыжусь тебя – я тобой горжусь.

– В таком случае перестань морочить мне голову и отвечай по существу: что происходит?

Когда она говорит таким тоном, лучше не врать.

Я вздохнула.

– Мамуль, ты только не волнуйся, ладно? А то у тебя давление опять поднимется…

Она и не думала волноваться. Она рассердилась:

– Резникова, немедленно перестань ходить вокруг да около.

Я тут же живо представила себе, как сдаю ей экзамен по немецкой классической философии, а она меня безжалостно валит.

Какого черта! Я взрослая женщина и могу принимать самостоятельные взвешенные решения, за которые не обязана ни перед кем отчитываться.

Или обязана?

– Мы расстались, – выдавила я, наконец, набравшись храбрости.

Повисло напряженное молчание.

– Давно? – спросила она сухо.

– Давно.

– А именно?

– Сразу же после Дня рождения, – честно призналась я.

Снова пауза.

– Ясно, – сказала мама.

Этот голос мог бы заморозить воду в Средиземном море.

Хорошо, что я здесь, а она там.

– Мне нужно с тобой поговорить, – заявила она тоном, не терпящим возражений.

Я снова вздохнула. По опыту знаю, что сопротивление бесполезно.