Дикое племя
Шрифт:
— Успокойся, — сказал он. — Я не собираюсь обижать тебя.
— Кто ты? — повторила она свой вопрос.
— Доро.
— Доро? — Она еще дважды произнесла это странное имя. — Что это за имя?
— Это мое имя. Среди моих людей оно означает «восток» — то направление, откуда появляется солнце.
Она инстинктивно поднесла руку к лицу.
— Это, должно быть, шутка, — сказала она. — Кто-то решил посмеяться.
— Тебе лучше знать. Когда в последний раз ты пугалась шуток? — Она не могла припомнить. В этом он был прав. Но имена… Это совпадение было как знак. — Так ты знаешь, кто я? — спросила она. — Ты пришел сюда, зная об этом, или?..
— Я пришел сюда из-за тебя. Я не знал о
— Ощущение?
— У меня было чувство… Люди, столь необычные, как ты, каким-то образом влекут меня к себе, можно сказать — зовут меня, несмотря на большие расстояния.
— Но я тебя не звала.
— Ты есть, и ты отличаешься от остальных. Этого вполне достаточно, чтобы привлечь меня. А теперь расскажи, кто ты?
— Должно быть, ты единственный человек в этой стране, который не слышал обо мне. Меня зовут Энинву.
Он повторил ее имя, взглянул вверх, соображая что-то. Солнце, вот что означало ее имя. Энинву — солнце. Удовлетворенный, он кивнул.
— Наши люди были оторваны друг от друга в течение многих лет и разделены большими расстояниями, Энинву, но каким-то образом им удалось дать нам такие хорошие имена.
— Как будто заранее предполагали нашу встречу. Скажи, Доро, а кто твои люди?
— В мое время они назывались Каш. Они жили на земле, находящейся далеко к востоку от этих мест. Я родился среди них, но уже многие годы не живу с ними и даже не вижу их. С тех пор, когда я в последний раз был среди них, прошло раз в десять больше времени, чем срок твоей жизни. Я расстался с ними, когда мне было тринадцать лет. Сейчас мои люди — это те, кто предан мне.
— Теперь ты заявляешь, что знаешь мой возраст, — заметила она. Да ведь этого не знают даже мои люди.
— Не сомневаюсь, ты переезжаешь из селения в селение, чтобы помочь им забыть об этом. — Он огляделся по сторонам, увидел неподалеку поваленное дерево и, подойдя к нему, присел. Энинву последовала за ним почти наперекор своим желаниям. Насколько этот человек смущал ее и пугал, настолько же он заинтриговал ее. Ведь с тех пор, когда с ней последний раз случилось что-то необычное, чего не должно было происходить, прошло очень много лет. Тем временем человек заговорил вновь.
— Мне нет необходимости скрывать свой возраст, — сказал он, — однако некоторые из моих людей считают более удобным не помнить о нем, поскольку они никогда не смогут ни убить меня, ни стать такими, как я.
Она приблизилась к нему и пристально взглянула на него с высоты своего роста. Он, без всякого сомнения, совершенно отчетливо заявлял о себе как о таком же могущественном долгожителе, каким была и она. За все прожитые годы ей ни разу не доводилось слышать о себе подобных. Много лет назад она отказалась от мысли встретить таких людей, смирившись со своим одиночеством. Но сейчас…
— Продолжай, — сказала она, — у тебя есть что рассказать мне.
Он наблюдал за ней, пристально глядя в ее глаза — с тем же любопытством, которое остальные люди пытались скрывать от нее. Люди говорили при этом, что ее глаза напоминали им глаза ребенка: их коричневый цвет был слишком глубоким и ярким, а окружавшая его белизна была слишком чистой. Никакая взрослая женщина, и уж конечно старуха, не могла бы иметь такие глаза. Так говорили люди. И они избегали ее взгляда. Глаза Доро были самыми обычными, но он мог смотреть на нее так, как это делают только дети. Он не испытывал страха и, вероятнее всего, не испытывал и стыда.
Она вздрогнула, когда он взял ее за руку и потянул вниз, чтобы она присела рядом с ним. Она могла очень легко освободиться от его прикосновения, но не
— Я прошел сегодня очень много, — сказал он. — Вот это тело нуждается в отдыхе, если я и дальше буду пользоваться им.
Она задумалась над его словами. Вот это тело нуждается в отдыхе . Что за странная манера говорить.
— Последний раз я был в этих местах почти триста лет назад, — сказал он. — Я искал тех своих людей, которые оставались здесь, но они были убиты раньше, чем мне удалось их разыскать. Твоих людей в то время здесь еще не было, и ты не родилась на свет. Я знаю это, потому что тогда твоя необычность никак не привлекла моего внимания. Хотя я и допускаю, что ты произошла от моих людей, которые смешались с твоими.
— Ты хочешь сказать, что твои люди могут быть моими родственниками?
— Да. — Он очень внимательно изучал ее лицо, пытаясь отыскать возможное сходство. Но так ничего и не нашел. Лицо, которое было сейчас перед ним, не было ее настоящим лицом.
— Твои люди переправились через Нигер, — сказал он, чуть заколебавшись в нерешительности, нахмурился, а затем назвал реку ее прежним именем. — Через Орамили. Когда я видел их последний раз, они жили на другой стороне, в Бенине.
— Мы перебрались через реку очень давно, — сказала она. — Дети, которые родились в то время, уже успели состариться и умереть. До перехода мы были народом Эду и Айду, подданными Бенина. Затем мы воевали с Бенином и, перейдя реку, ушли в Онитша, где стали свободными людьми, хозяевами сами себе.
— А что сталось с людьми Оз, которые жили здесь до тебя?
— Часть из них сбежала, другие стали нашими рабами.
— Итак, сначала ты сбежала из Бенина, затем ты выгнала живших здесь или сделала их рабами.
Энинву оглянулась, в ее голосе теперь появилась отрешенность.
Гораздо лучше быть хозяином, чем рабом. Так в период переселения частенько говорил ее муж. Он всегда стремился стать сильным и богатым человеком: иметь большой дом, множество жен, детей и рабов. Энинву дважды в своей жизни попадала в рабство, и ей удавалось освободиться, только полностью изменив свою внешность и выйдя замуж в другом селении. Она знала, что одни люди были хозяевами, а другие — рабами. Так было всегда. Но собственный опыт научил ее ненавидеть рабство. И даже в последние годы ей трудно было быть хорошей женой — ведь женщина должна держать свою голову склоненной вниз и вести себя как собственность своего мужа. Гораздо лучше быть тем, кто она теперь: священнослужительница, устами которой говорит сам бог, которую боятся и которой повинуются. Но что же это дало ей в итоге? Она стала хозяйкой своей собственной судьбы.
— Иногда нужно стать хозяином, чтобы не оказаться рабом, — заметила она очень тихо.
— Да, — согласился ее собеседник.
А она обратила свое внимание на те новые для нее вещи, о которых упомянул незнакомец и которые заставили ее задуматься. Например, ее возраст. Он был прав. Ей и на самом деле было около трехсот лет, чему не поверил бы ни один человек из ее племени. И этот незнакомец сказал что-то еще, нечто такое, что всколыхнуло самые глубокие пласты ее памяти. Когда Энинву была ребенком, она часто слышала сплетни о том, что ее отец не мог иметь детей и что она была дочерью не просто другого человека, а дочерью проезжего чужеземца. Она даже спрашивала об этом свою мать, но та лишь поколотила ее, первый и единственный раз в жизни. С тех пор она принимала эти разговоры за правду. Но узнать что-нибудь об этом чужеземце ей так и не удалось. Впрочем, ее это не особенно заботило: муж матери считал ее своей дочерью, и при этом он был очень хорошим человеком. Однако у нее остался непреходящий интерес к тому, велика ли была разница между ней и чужеземцами.